Вернувшись в гостиницу, приготовила себе ванну – озноб все не проходил. Погрузившись в облако лавандовой пены, Женя задумалась. Как ни старалась, она не могла представить себе развода. Как это они с Костей будут ходить по земле отдельно друг от друга? Невозможно, немыслимо… Но, похоже, немыслимо только для нее. Игрушка в чужих руках, золотая клетка… Какие пошлые штампы, но не потому ли они так живучи, что верно отражают действительность?

Наталья Павловна и Мила – опытные и умные женщины, разбираются в людях. Неужели они не остановили бы ее, будь с женихом что-то не так? Или им просто хотелось сбыть ее с рук?

От этих мыслей Женя нырнула с головой. «Ты становишься циничной, – строго сказала она себе под водой. – Так думать нельзя!»

– Женюта, ты здесь? – раздался из-за двери голос мужа.

– Да!

Дверь приоткрылась:

– Можно войти? Я тебя не потревожу, просто посижу рядом.

Он устроился на бортике, посмотрел на Женю, потыкал пальцем в пенное облако.

– Тебе нездоровится? Или просто плохое настроение?

– Почему ты так решил?

– Не замечал у тебя раньше привычки кайфовать в ванне.

Женя пожала плечами. Трудно приобрести такую привычку, если живешь в большой семье на положении воспитанницы.

– Все в порядке, Костя.

– А я вижу, тебя что-то тревожит. Скажи мне.

Он нашарил под водой ее щиколотку и погладил ее.

– Я думаю о том, что будет, когда ты со мной разведешься, – честно призналась Женя.

– Разведусь? С какой стати?

– Ты разведешься со мной рано или поздно. Когда я надоем тебе.

– Я идиот, по-твоему? Зачем же я на тебе женился?

Женя почувствовала, что рассердила его, и замолчала, боясь расплакаться.

– Венчался зачем? Ведь мог бы и не венчаться!

– Я нравлюсь тебе. Сейчас. Но пройдет время, я увяну…

Долгосабуров расхохотался и бросил в Женю комочек пены.

– Милая, когда ты увянешь, я уже буду гнить в могилке. Ты забыла, что я старше тебя на двадцать лет?

Женя упрямо поджала губы:

– Кроме молодости, есть и другие достоинства… – Образ Малевской возник на краю ее сознания. – Вдруг тебе захочется длинноногую блондинку с пышным бюстом?

Константин молча поднялся и вышел, оставив дверь в ванную открытой. Женя услышала гудение кофемашины.

Вода в ванне остыла, нужно вылезать.

Но тут ее муж вернулся с двумя дымящимися чашками в руках, осторожно поставил их на край ванны, наклонился и поцеловал Женю в нос.

– Раз и навсегда выкинь эту чушь из головы, – сказал он серьезно. – Мне никто не нужен, кроме тебя. Сейчас и до конца жизни.

– Ты не можешь знать, что будет потом.

Он взял чашку и сделал глоток.

– Во-первых, я знаю, что будет потом. Иначе я не занимался бы тем, чем занимаюсь. Во-вторых, допустим, что на старости лет я сойду с ума и чей-то пышный бюст покажется мне прекрасным. Ну и что дальше? Неужели ты думаешь, что ради бюста я способен предать тебя, мою жену?

– Но ведь так бывает… Все говорят…

– А я говорю, что ты упряма, как ослица.

Женя невольно фыркнула.

– Отвернись, я буду выходить.

Он послушно ушел, вместе со своей чашкой.

Смыв пену, она завернулась в халат и вышла в гостиную. Ее муж стоял с чашкой у окна, сердито вглядываясь в ночные огни.

Она подошла и коснулась его плеча:

– Прости. Я верю тебе.

– Надеюсь. – Он спрятал улыбку, но Женя ее заметила.

Да что ж это такое? Муж приехал с работы, и он наверняка голоден. А ей не нужно готовить, подавать, а после мыть посуду. Достаточно рука об руку с ним спуститься в ресторан. Но вместо этого она, как последняя истеричка, валяется в ванной и закатывает сцены! Видно, Наталья Павловна недостаточно часто повторяла «держи себя в руках, Евгения!» и «учитесь властвовать собой». Всего лишь по десять раз на дню, а надо бы десять раз в час!

– Прости, пожалуйста, – снова пробормотала она. – Сейчас быстро оденусь, и пойдем ужинать.

Женя распахнула шкаф. После допущенной слабости хотелось выглядеть красиво и бодро.

– Я верю, что мы никогда не разведемся, – весело говорила она, обращаясь к ровному ряду одежды. – Будем жить долго и счастливо и умрем в один день. А если ты все-таки меня разлюбишь… Тогда я просто не смогу жить, и тебе придется меня убить!

Она услышала звон и обернулась. Долгосабуров уронил чашку, по паркету разлетелись осколки и брызги кофейной гущи.

– Сейчас уберу. – Женя уже натягивала юбку. – Какая же я дура! Ты устал, голодный, а я тут со своими дурацкими шутками…

– Нормальная шутка… Но я действительно хочу есть. Пойдем скорее. Потом позвоню, скажу, чтоб убрали.

В клинике разгоралась очередная междоусобная война, на сей раз между Михаилом и Натуралистом. Миле, как обычно, было стыдно за своего мужа, который не делает ничего полезного, только палки в колеса ставит сотрудникам.

Натуралист лечил тяжелого больного с пролежнями и трофическими язвами. Заживление шло крайне медленно, можно сказать, его практически не было, и в ранах завелись опарыши. Неунывающий Натуралист оправдал свое прозвище. Не можешь бороться со злом – обрати его себе на пользу! Он вспомнил, что в древние времена опарышей специально подсаживали в раны для их очищения. «Помощники врача» и «черви в белых халатах», как пафосно называл личинки Натуралист, с поставленной задачей справились неплохо, в ранах наметилась положительная динамика, и больного удалось выписать. Но помощники врача слишком освоились в палате, расползлись по всем щелям. А, вылупятся в мух и улетят, отмахнулся Натуралист, но добрые люди настучали санврачу. Тот прибежал, чуть не упал в обморок и с криками «Средневековье! Мракобесие!» развил бурную деятельность.

Этот вихрь мог заставить всплыть на поверхность и другие мелкие грешки, следовало погасить его в зародыше.

– Не знаю, что делать, – хмуро сказал Волчеткин.

Они с Милой сидели в маленькой ординаторской оперблока, приходили в себя после напряженного рабочего дня.

Мила вытянула ноги и поморщилась. Мало того что она работает в десять раз больше и тяжелее мужа, так еще приходится напрягать мозг, чтобы нейтрализовать последствия его труда. Какая ирония судьбы.

– Натуралист обиделся, – продолжал Волчеткин, – и тоже пошел на принцип. Попробуй теперь их помирить, ведь у обоих ум короткий, как выстрел!

– Руслан!

– Извини. Ну хоть поговори со своим мужем.