– Наручники ему!

– За что?

Заломленные назад руки сковывают холодные браслеты. Меня поднимают. Под каждую руку держит сотрудник милиции. Первый, которого я ударил локтем в живот, тяжело распрямляется, приближается ко мне. Прищуренные глаза извергают фонтаны злобы.

– Ах, ты, гад! – шипит он и молотит меня кулаками в незащищенный живот.

Я напрягаюсь, удары дилетантские, но их много, некоторые очень чувствительны. Хорошо, что он не боксер.

– Только лицо не разбей, – предупреждает рыжий милиционер.

– Достаточно, – пытается остановить другой. Бьющий опускает руки:

– Тащите его в машину, – устало хрипит он, подбирая фуражку. – Будем оформлять нападение на сотрудника милиции.

Сил на возражения не осталось. Редкими поверхностными вздохами я восстанавливаю дыхание, опасаясь новых подлых ударов.

Меня завели в маленький кабинетик, на вид не более пяти квадратных метров. Я задержался при входе. Охранник бесцеремонно толкнул внутрь, а сам, хлопнув дверью, остался в коридоре. Я огляделся. Пустой стол с черным телефоном и металлической настольной лампой на гибкой ножке. С одной стороны стул, с другой – табурет. Вот и все убранство. Даже окна в комнате не было. Лишь гладкие крашеные стены.

Не иначе предстоит очередной допрос, подумал я. Всю ночь мурыжили в отделении милиции, под утро перевезли в следственный изолятор и тут не оставили в покое. Ну что ж, для меня, очевидно, предназначен табурет. Я собирался сесть, когда сзади распахнулась дверь.

– Здравствуй, Заколов! – приветствовала следователь Татьяна Витальевна Воронина.

На ее лице блуждала ироничная улыбка. Из-за плеча выглядывала угрюмая физиономия охранника.

– Здравствуйте, – хмуро отозвался я, не видя повода для радости, и без приглашения плюхнулся на табурет. Хотелось хоть в чем-то почувствовать себя свободным.

Воронина была одета в форму следователя прокуратуры: юбка, пиджак, рубашка, галстук на резинке. Я припомнил, что в предыдущие наши встречи гражданское платье на ней было точно такого же фасона, только мышиного цвета. А туфли остались прежними – тяжеловесными и угловатыми, будто вырубленными топором. Любит Татьяна Витальевна казенный стиль.

Она продолжала улыбаться:

– Вот мы и встретились. Ты к нам не спешишь, но от судьбы, как говорится, не уйдешь.

Судя по всему, к задержанным здесь принято обращаться на «ты», подумал я. Без обиды подумал. Уже привык.

– От сумы да тюрьмы не зарекайся, – подсказал я.

– Все верно.

Воронина села напротив, положила перед собой тонкую папку.

– Хорошо, что тебя задержали. Есть возможность спокойно пообщаться. – Она извлекла из папки листок. – Вот протокол. Так… Нападение на сотрудника милиции, сопротивление, нецензурная брань, оскорбления – полный букет из нескольких статей. Годика на два-три потянет. Меньше у нас не любят давать.

– Не было этого, – равнодушно возразил я.

– Чего?

– Нападения, нецензурной брани.

– Да вот же твоя подпись!

– Я никогда не ругаюсь матом. Кого угодно можете спросить. А милиционера ударил, потому что думал, что это бандит.

– Ничего себе! Сотрудника милиции с бандитом перепутал.

– Он помешал поймать вора. Автомобильного угонщика.

– Версию с угоном никто не подтверждает. Жильцы видели только драку во дворе. Самого агрессивного хулигана, то есть тебя, удалось поймать. На месте драки был обнаружен кастет с твоими отпечатками пальцев. А кастет, между прочим, приравнивается к холодному оружию. При задержании ты оказал активное сопротивление и нанес сотруднику милиции легкие телесные повреждения.

– Да все было не так!

– Почему же ты протокол подписал?

– Я все рассказал честно, а протокол подписал не глядя! Не думал, что они все исказят. К тому же устал. Меня несколько часов в милиции мурыжили. Да и бока намяли основательно.

– В отделении?

– При задержании. Но намекали, что могут продолжить. У меня тоже имеются телесные повреждения. Рубашку поднять?

– Не надо, ты мог получить синяки и в драке, – поморщилась Воронина и постучала пальчиком по протоколу: – Факт остается фактом. Что написано пером, не вырубишь топором. Но я, впрочем, по более серьезному делу. Догадываешься? Вижу, что сообразил. Меня интересует убийство Воробьева.

Воронина откинулась на спинку стула, расстегнула китель. Ее рука легла на колпак настольной лампы. В следующее мгновение она резко качнулась мне навстречу, направив пучок света в лицо:

– Заколов Тихон Петрович, желаете ли вы сделать официальное заявление?

– Какое? – Я немного опешил от напора следователя. Лампа была достаточно мощной.

– О вашей причастности к убийству Воробьева Андрея Ивановича.

– Да нет. Какое может быть заявление? Не причастен я к его убийству. – Я поморщился: – А вот это… свет… обязательно в глаза?

Гибкая шея лампы скрипнула, световой конус уткнулся в бумаги на столе.

– Зря пренебрегаешь такой возможностью. Чистосердечное признание смягчает вину.

Я решил промолчать. Воронина выждала паузу, вздохнула:

– Тогда приступим к доказательной базе. У нас есть показания свидетелей, видевших ночью «Волгу» светлого цвета, которая проезжала по Верхней улице и останавливалась рядом с остановкой, где впоследствии был найден на скамье труп Воробьева. На следующий день при осмотре автомобиля «Волга», принадлежащего гражданке Глебовой Ирине, в салоне была обнаружена металлическая заколка для галстука с изображением дракона. Родственники и сослуживцы Воронина подтвердили, что данная заколка принадлежала ему. Он получил ее в подарок месяц назад от представителей китайской делегации. Такие заколки в магазинах города не продавались.

Следователь прошуршала бумажками, выразительно взглянула на меня:

– Я жду, Заколов, сейчас еще не поздно сделать признание.

– Я лучше послушаю вас, Татьяна Витальевна. Складно излагаете.

– Ну что ж. Далее. Как показала Ирина Глебова, в ту ночь ключи от автомобиля находились у тебя, Заколов. Следовательно, ты мог беспрепятственно взять автомобиль, использовать его для вывоза трупа, а утром вернуть на место. Более того, одна из соседок Глебовой видела, как между четырьмя и пятью часами ночи во двор въехала светлая «Волга». Впоследствии соседка узнала, что это новый автомобиль Глебовой. Ну а то, что ты мог покинуть общежитие ночью в обход вахтера, не вызывает никаких сомнений. На первом этаже есть несколько окон, через которые можно легко выбраться наружу незамеченным.

Все подряд отрицать глупо, решил я.