Не верит он в бога, не верит он в это всё. Разве бог допустил бы её гибель? Элла хотела стать врачом, и стала бы им. И помогала бы людям, а может придумала какое-нибудь лекарство от тяжелой болезни. Глеб в своих фантазиях часто представлял Эллочку, уже повзрослевшей женщиной, она идет в белом медицинском халате по коридору, спешит к больному, тоненькая, волосы собраны сзади в аккуратный пучок, каблучки стучат, скорее, скорее, без неё не справятся… Она должна была жить, учиться, потом заниматься наукой, работать в больнице, и быть с ним, родить ему детей. Почему наркоманы, отнявшие Эллу, живы, а её нет? О каком боге может идти речь?

И Глеб вежливо отказывается пойти в церковь, поставить свечи, поговорить.

Свой двадцать первый день рождение Глеб провёл с ней. Стоял холодный, ветреный, но всё же солнечный день. Утром он приехал на кладбище, прихватив с собой её любимое вино и еду из их любимого ресторана. Разложив у её могилы маленький столик, он сервировал его на двоих. Рядом выложил их совместные фотографии, на которых они были так счастливы, а в изголовье могилы положил цветы. Её похоронили, как Демидову, а через полгода она стала бы Волковой, но теперь она навек осталась с девичьей фамилией.

– День рождение у меня, а цветы получаешь ты, – прошептал он, целуя надгробную фотографию.

Он разлил вино по бокалам, положил ей на тарелку еду.

– Давай, малышка, выпьем. Отпразднуем, что мне сегодня двадцать один год, я буду стареть, а тебе навсегда останется девятнадцать.

Глеб выпил, закусывать не стал. После возвращения памяти он вообще ничего не ел, как существовал его организм, было непонятно, видимо ему хватало чашки кофе с какой-нибудь еле видимой глазу галетой. Алла считала за счастье, если, навещая его, ей удавалось влить в него хоть глоток бульона, она искренне любила друга своего супруга, но не знала, как помочь… никто не знал, его пытались растормошить, накормить, отвлечь – бесполезно. Никто не понимал глубины его горя, как он любил, тосковал, скучал, каким ударом стала для него её потеря.

Вдруг на столик села маленькая птичка, похожая на ту, которая прилетела, когда хоронили Эллочку. Глеб улыбнулся, отломил и стал крошить фокаччо, птичка запрыгала и стала клевать угощение.

– Ты со мной посидишь вместо малышки? Составишь мне компанию? Вино не предлагаю, знаю, что откажешься. Нравится? Малышке тоже нравился этот хлеб. Она, наверное, там совсем исхудала маленькая…

Птичка наелась и улетела, а Глеб остался. Как хотелось бы пробиться сквозь толщу земли, заползти в белый гроб и обняв то, что от неё осталось, выпить таблетки и заснуть, забыть про боль, просто зарыться в её волосы, ведь волосы точно остались такими, как были… Так он и просидел весь день, сходя с ума от горя. Он не обращал внимания на иногда появляющихся людей, впрочем, в это время года таких было мало, он не чувствовал холода, ветра, он сидел, сжавшись в комочек пил и курил. Живой комочек в царстве мёртвых…

Так было до тех пор, пока не позвонил следователь и не сказал, что следствие закончено, вина очевидна и скоро дело направляется в суд. На эти дни Глеб ожил, заклокотала жажда мести. Следователь, полностью понимая его, даёт ему контакты надёжного человека, работающего в изоляторе, и Глеб встречается с этим человеком. Наказать насильников? Платишь деньги? Устроим… И уже через пару дней Глеб получает видео из камеры, где «опустили» всех троих, по очереди всей камерой, а потом передали в другую. Они орали от боли и просили прощения, но над ними продолжали жёстко издеваться. И в будущем, когда они поедут в тюрьму, их ждёт та же участь. Глеба сильно тошнило от увиденного, но в конце концов, заслуженно. Жаль, что они не знают кто организатор экзекуции, он бы им сказал… Хорошо, что им популярно объяснили за что, насильников не жаловали нигде.

Успокоительные таблетки больше не давали желаемого эффекта, Глеб перестал спать. Он метался по кровати, рвал простыни, не в силах уснуть, забыться. Перед глазами стояла Элла, шептавшая ему о любви, её плачущая мать, просившая прощения, лица насильников, которые получили по заслугам, но их крики не давали ему покоя и чувства удовлетворения. Какой глупец, он думал, что отомстив, ему станет легче… В голове вихрем кружат воспоминания, мучают кошмары. Глеб пытается глушить их алкоголем, но не получается, он или слишком быстро трезвеет, а бывает, что и не пьянеет вовсе. Боль ломала его, выворачивала наружу, тоска по обожаемой женщине на живую сдирала кожу, раздирала его изнутри…

Эти безумные страшные ночи… Сколько же было этих ужасных ночей! Как же он их боялся! Этих одиноких ночей, тишину которых ничем не заглушить, ни звонками друзей, ни их навязчивыми предложениями помочь и побыть с ним. Он не хотел их видеть, он не отвечал на телефонные звонки и не открывал дверь. Глеб сидел на полу в темноте и пытался сигаретным дымом раздавить ком в горле. Он звал её, но она не приходила.

– Где же ты? Куда ты ушла? – крикнул он. – Приди, хоть на секунду! Скажи, что тебе там хорошо!

Даже под окнами не гремели трамваи, не визжали машины. Живя в оживлённом районе города, он раньше постоянно слышал шум за окном, с детства привык к уличному шуму, а этой весной почему-то стояла такая мёртвая тишина, или ему просто так казалось? Глебу хотелось всё крушить, ломать, чтобы невообразимый грохот изгнал тишину, но холодная рука разума остановила его. Слишком его горе было неисчерпаемым, слишком непоправимое случилось в его жизни.

И вот Глеб встаёт, глаза воспалены от бессонницы, он бессмысленно обводит взглядом комнату, Эллочка улыбаясь смотрит на него с фотографии. Всё, всё…. Глеб вскакивает, одевается и несётся на машине в ночной клуб. У знакомого бармена он спрашивает контакты дилера и покупает наркотик. Это становится началом конца.

Наркотик быстро разрушает и так угнетённую психику. Если до этого он был депрессивно-спокойным, то теперь стал нервно-агрессивным. Боль утихает, но появляется нервное раздражение, агрессия, ломка, и у него задача теперь только одна: достать следующую дозу. Он ходит по злачным заведениям, с кем-то знакомится, катится ко дну… Он то впадает в глубокую депрессию, то в апатию, а то вдруг в его глазах появлялся лихорадочный