На тумбочке – разряженный телефон, остатки дорожки от кокаина и фотография в рамке. Глеб взял в руки фотографию и оттёр пыль, да, то самое фото, где он, улыбаясь, обнимает её сзади, а она смеётся. Он вдыхал наркотик и смотрел на это фото. Глеб вытащил снимок из рамки, всё, хватит себя мучать. Он открыл ящик тумбочки: сигареты, зарядки, наушники, невскрытые шприцы и какие-то подозрительные пакетики. Никто не подумал сюда зайти, залезть и хоть убрать следы запрещённых веществ. Хотя кто б мог это сделать? Только Влад или Яна, но после его смерти, им здесь делать было нечего, а может их сюда и не впустили. Глеб подошёл к компьютерному столу, на столе стоял открытый пропылённый ноутбук, рядом теснились немытые стаканы с подтёками, чашки с присохшими остатками кофе, почти пустая бутылка, на дне которой было ещё немного виски, а на полке над этим стояли давно забытые книги по экономике, предпринимательству, английскому языку, сунув фотографию между ними, Глеб споткнулся о валяющуюся под столом разбитую гитару. Гитара то ему чем помешала? Но на это мог дать ответ только одурманенный Глеб. Но синтезатор стоял нетронутый, и даже был включен в розетку, Глеб нажал на клавишу и наиграл простенькую мелодию – пальцы за это время потеряли беглость – надо будет потренироваться. Глеб отряхнул руки и поднял с пола листы бумаги. Стихи? Пьяные бредовые стихи, написанные нетвёрдым почерком. Он пробежался глазами по строчкам «самоубийство, наркота, алкоголь, без тебя не жизнь». Бред, выкинуть всё к чёртовой матери. Раздвинув створки встроенного шкафа, Глеб улыбнулся, вот его одежда, хорошая, качественная, никем, кроме него неношеная. Он вытащил куртку и надел на себя. Да, слегка великовата, но это его вещь. Ничего массу тела он нарастит, а руки подкачает и будет прежним. На полке стояли флаконы с парфюмом, Глеб открыл один и прыснул на себя, знакомый запах, тонкий, дорогой, совсем не тот, который Диана дарила Даниилу. В глубине шкафа валялось что-то большое, это оказалась картина. Глеб вытащил её на свет, это был его портрет, нарисованный какой-то талантливой поклонницей. На ней он, слегка запрокинув голову, выдыхал сигаретный дым, но он убей не помнил, чтоб позировал кому-то. Но получилось хорошо. Повесить что ли на стену? Но прежде всего здесь необходима уборка, убрать пыль, все запрещённые вещества, выкинуть окурки, бутылки, стаканы, разбитую гитару, листки со стихами, старое постельное бельё, помыть окно, чтобы впустить сюда свет и новую жизнь. К Даниилу на квартиру он больше не вернётся. Глеб вздохнул от предстоящего фронта работы, переоделся в спортивный костюм, принёс тряпки, щётки, мусорные мешки, открыл окно, и засучив рукава, принялся за уборку.

Вынося мусор, Глеб столкнулся на лестнице с соседом. Тот вышел из лифта, увидев Глеба, у него выпал из рук пакет и что-то полилось. Он стоял, открыв рот.

– Рот закрой, – сказал Глеб, – И убери за собой.

– Ты? Ты??? Но…

– В отъезде был, – оборвал его Глеб.

– В каком отъезде? Ты же погиб?

– Кто погиб? К матери уезжал, в Штаты, видишь вернулся, квартиру убираю, запылилась без меня.

Глеб пощёлкал пальцами перед лицом Лёши.

– Как понял? Приём?

– Да не может этого быть! Ты умер прошлым летом – Вовка сказал, я прекрасно помню, сразу после этого Ира меня бросила.

– Может ты был слишком расстроен личной трагедией? Не так всё понял. Говорят тебе, в конце июля я уехал к матери в Америку, вот вернулся. Ты меня пугаешь, Алексей. Ты б пил поменьше и из-за баб расстраивался.

– Может помочь? Чего-то ты похудел.

– Кроме гамбургеров есть было нечего, а я их не ем. Отойди от лифта, дай пройти и убери за собой, аромат дешёвого пива на всю лестницу стоит.

Глеб скрылся в лифте, а Лёха так и остался стоять. Опять будет ходить сюда вереница женщин, опять ему смотреть в глазок и пускать слюни. Видеть, как Глеб приводит очередную красотку, представлять, чем они будут там заниматься в его шикарной квартире, как он целует, раздевает дамочку, а ему останется только воображать и удовлетворять самого себя… Ну почему одним всё? И внешность, и обаяние, и деньги, и квартира, а другим ничего?

Только поздно ночью, Глеб закончил наводить порядок и без сил повалился спать, в свою кровать, с удобным матрасом в огромной комнате с высокими потолками. Завтра с утра он возьмет адрес у Вовки и съездит к Владу, и попробует его не довести до сердечного приступа.

Глеб вышел из машины, и сразу увидел Влада, играющего со своим малышом в мяч. Он закрыл машину и медленно пошёл в их сторону. Словно знак свыше, мяч полетел в его сторону. Глеб поймал его, и тут же к нему подбежал малыш.

– Моё, – сказал он капризно.

Глеб присел.

– Привет, малыш. Как ты вырос!

– В чём дело? – услышал он голос Влада.

Глеб отдал малышу мяч, медленно встал и поднял голову, его глаза задорно сверкнули. Он улыбнулся своими ямочками.

– Твою мать… – протянул Влад и схватился за горло, как будто его что-то душило.

– Да, действительно, дерьмо случается, – улыбнулся Глеб.

– Мать твою… Что это?

– Друг, спокойно, дыши ровно. Это я, я жив, и больше пока умирать не собираюсь.

– Тебя воскресил дьявол?

– Нет, просто под моим именем захоронили одного парня, похожего на меня. А я жил под его именем, потому что потерял память.

– Охренеть можно. Пойдём-ка сядем. Сыночек, – обратился Влад к малышу, – иди, посиди в песке, а то папа сейчас будет ругаться.

Малыш поскакал к песочнице, а Глеб и Влад сели рядом на скамейку.

– Я никак не могу осознать… Мы ведь похоронили тебя. Хотя где-то в глубине души я не верил, что тебя нет, у тебя, как у кошки, семь жизней

– Да, с самоубийством у меня никак не получается.

– Как ты и где ты жил это время?

– Всё так странно, я проснулся, мне сказали, что я Моденов Даниил, а потом пришли «мои» родители, жена, и все меня признали.

– Но почему?

– Видишь ли, по чудовищному стечению обстоятельств, в машине, в которую въехала Скорая, ехал человек, очень на меня похожий. По всей видимости, это был мой брат по отцу. Ведь маменька моя никогда не знала, кто мой отец. Ну и благодаря безалаберности моей матери и братишки-дебила, никакой экспертизы не было, всё обошлось опознанием.

– Володя сказал, что узнал тебя.

– Володя – идиот. Ведь элементарно можно было узнать по одежде. Но ты же знаешь, как он не приспособлен к жизни, у него даже