Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наденька, как ты могла…
– Алька, Рая с Лилей сказали тебе правду, – быстро произнесла Надя. – Это был просто легкий флирт. Ничего серьезного. Клянусь своей жизнью!
Альбина протянула к Наде ужасно бледную, всю в синяках от уколов руку. Надя схватила ее, почувствовала, как холодны пальцы подруги…
– Я так люблю тебя! – зачастила Надя, чувствуя, что по ее лицу снова текут слезы. – Я свинья и скотина. Но я клянусь…
– Не клянись, Наденька, не бери на себя грех…
– Но это правда!
– Наденька, мне все равно – было между тобой и Леоном что-то или нет… Может, и правда ничего не было. Но я видела ваши лица…
– Ты не волнуйся, Алька! Просто наваждение какое-то накатило. Но оно прошло!
Альбина слабо улыбнулась.
– Леон сказал, что останется со мной, – прошептала она. – И все, мне этого достаточно.
– Все хорошо, вот видишь – все хорошо! – пожала ее пальцы Надя. – Он тебя любит!
– Да. И я без него не могу. Ты, Наденька, не представляешь, как я его люблю…
«А ведь и вправду любит! И чего мне там Леон наплел…» – с негодованием подумала Надя.
– Надя…
– Что, Алька?..
– Расскажи, как у вас все началось.
– Да ничего у нас и не начиналось! – возмутилась Надя. – Я же тебе сказала…
– Нет, все должно было с чего-то начаться… – замотала головой Альбина, и темный румянец вспыхнул у нее на скулах. – Взгляд, или слово, или…
Надя помнила, о чем предупреждала ее Лиля, – никаких подробностей, но она вдруг решила, что хотя бы часть правды Альбина должна знать. Это ведь совсем ужасно – когда ничего не знаешь и воображение начинает рисовать всякие картины…
– Помнишь, ты забрала меня из санатория? – тихо произнесла Надя. – И оставила ночевать у себя…
– Да, помню, – спокойно ответила Альбина.
– Так вот, я вышла среди ночи на кухню, потому что меня мучила жажда, и столкнулась там с Леоном. Мы говорили с ним о музыке, о том, что он сочинял в тот момент, он мне что-то сыграл на рояле, потом я ушла спать. А потом – сумочка, которую я забыла у тебя, и деньги, которые мы с Лилькой и Раей должны были тебе отдать. Ты послала на встречу Леона, и мы с ним опять разговорились. Поверь, Алечка, это были разговоры, и только! И третья наша с ним встреча – это когда Райка донесла на нас. И все!
Альбина внимательно слушала Надю и что-то прокручивала в своей голове. Надин рассказ подействовал на нее благоприятно – оживление блеснуло в глазах. Она задышала ровно и спокойно, словно впервые за долгий промежуток времени смогла наконец перевести дыхание.
– Что вы собираетесь делать дальше? – спросила она.
– Кто?
– Ну, ты и Леон…
– Господи, да ничего! Мы уже поняли, что нас начало заносить куда-то не туда, и решили прервать всяческие отношения. Никогда, никогда, ты слышишь – никогда! – мы больше с ним не встретимся.
– Я верю тебе, – вздохнула Альбина и пожала Надину руку.
– Алечка…
– Что, Надюша?..
– Я чуть с ума не сошла, когда поняла, что могу стать причиной твоей смерти! – Надя съехала со стула вниз, на пол, и прижалась щекой к Альбининой руке. – Я бы сама умерла, если бы с тобой что-то случилось…
– Ну-ну… – Альбина добродушно потрепала ее по волосам.
– Ты меня никогда не простишь… – уткнувшись лицом в одеяло, пробормотала Надя сквозь слезы.
– Прощу, куда я денусь… – с некоторым раздражением произнесла Альбина. – Я тебя сто лет знаю, и ты мне как сестра…
– Алька!
– Все, не реви больше… Глупая Надя, на будущее – кроме собственного мужа, у меня и нет ничего. Забота о нем – это единственное, что поддерживает мою жизнь. Больше никогда так не поступай. Я прекрасно знаю, что ты одинока, что ты до сих пор не можешь прийти в себя после ухода Прохорова, понимаю, что Леон не похож ни на кого из других мужчин, потому что он человек творческой профессии… Ты как существо тонкое, интеллектуальное не могла не поддаться его обаянию… а он слаб, как и большинство мужчин… В общем, ситуация ясна. Я ни в чем тебя не виню, Надюша, и верю, что ты искренне раскаиваешься.
– Алечка, я вот о чем думаю…
– Ну, говори.
– Ты ведь можешь сделать операцию, так? Ты будешь здорова, и тебе больше не будут страшны удары судьбы… – Надя старалась выражать свои мысли в максимально облегченной форме, чтобы ни единым намеком не огорчить Альбину.
– Могу, – спокойно сказала Альбина.
– Сейчас медицина на таком высоком уровне! – Надя почти слово в слово повторяла то, о чем не так давно сообщил ей Леон. – Алька, ты не можешь рисковать, ты должна согласиться на эту операцию!
Альбина откинулась на подушки и улыбнулась уголками губ. Надя с нетерпением ждала ее ответа – она должна согласиться! Тогда сразу станет ясно, что Леон Велехов напрасно оговорил свою жену, выставив ее некоей моральной шантажисткой, и тогда о нем можно будет думать плохо, и она, Надя, без всякого сожаления о нем забудет…
– Кстати, о риске, – сказала Альбина, облизав губы. – Ты в курсе, что ни один врач не даст мне стопроцентной гарантии в том, что операция закончится удачно?
– Как? – испугалась Надя.
– А вот так. Конечно, прогноз в целом благополучный, но абсолютной уверенности нет. Это операция на сердце, Надя! Ты бы согласилась, если бы был, например, хоть один процент вероятности того, что ты умрешь под ножом хирурга?
– Н-не знаю… – пролепетала Надя. Она ничего не понимала в медицине.
– Вот видишь!
– Алька, но что же делать…
– Ничего не надо делать, – строго произнесла Альбина. – Просто вы, мои друзья и близкие, не должны уж слишком откровенно мучить меня. И все будет в порядке.
Это был вовсе не тот ответ, которого ожидала Надя. После него не получалось думать о Леоне как о подлеце и негодяе, оговорившем собственную жену, но тем не менее… Надя теперь понимала Альбину и ее страх. Как все непросто!
– Я не буду тебя мучить, – сказала Надя. – Пусть лучше я мучаюсь, потому что у меня, слава богу, сердце здоровое, оно все вынесет…
– Надька, какая ты смешная! – Альбина опять потрепала ее по волосам.
* * *
Надя долго не решалась нажать на кнопку.
Ее словно удерживало что-то – она не могла избавиться от ощущения, что опять совершает проступок. Но никто же не узнает!
Она все-таки ткнула кнопку на проигрывателе и отвернулась к стене.
Сначала была тишина, и Надя первые несколько секунд пребывала в разочарованном недоумении – неужели что-то не так? Но затем тишина расширилась, заполнила всю комнату, стала осязаемой, гулкой. А потом зазвучала музыка.