— Голову лечи, — посоветовал он и исчез за дверью.

Минут пять я приходила в себя, потом вскочила, забыв пронаставления врача, и кинулась к двери. На стуле сидел мой страж и дремал.

— Вы его видели? — накинулась я на него. Он неответил, должно быть, крепко спал, и я, возмущенная такой безответственностью кпорученному ему делу, тряхнула его за плечо. В ответ на это мужчина свалился состула, голова его ударилась об пол, но он так и не проснулся.

— Труп, — ахнула я, пятясь в палату. «Конечно,труп, — билось в мозгу — это Феликс…» Ох, как мне стало нехорошо, язаметалась от окна к двери, подгоняя саму себя. «Давай думай, что делать.Поднять тревогу? Может, он еще жив?» Я выглянула в коридор, мужчина по-прежнемулежал у стены, не меняя позы, коридор был пуст, а тишина стояла такая, будтовсе разом вымерли. Замирая от ужаса, Я наклонилась, схватила вялую руку мужчиныи попыталась нащупать пульс; Не знаю, действительно ли я почувствовала слабыетолчки или мне только показалось, но я собралась заорать и тут услышала шаги,такой звук могут издавать только каблуки-шпильки. Женщина шла по коридору ивот-вот должна была показаться из-за угла. Значит, живые в больнице остались.

Я юркнула в палату, не соображая толком, что делаю, шагиприближались, я торопливо легла в постель и даже глаза закрыла. Вдруг шагизамерли, послышалось отчетливое: «Господи», потом дверь палаты распахнулась и внее стремительно вошла медсестра. Я слабо пошевелилась и даже пробормоталачто-то, давая понять, что жива.

Женщина выскочила в коридор. Раздался неясный шум, затемпослышались шаги, судя по ним и сдержанным голосам, теперь за дверью было никакне меньше трех человек.

В палате появился врач, я села и с испугом взглянула нанего.

— Как себя чувствуете? — спросил он.

— Голова болит…

— Ага, — ответил он растерянно и удалился. Шум задверью стих, но ясно, что ненадолго. Если я что-нибудь понимаю, сейчаснепременно появится милиция. И что я им расскажу? «Думай, Думай», —подгоняла я себя. А что тут придумаешь? Больница для меня место не безопасное,к тому же, лежа здесь, до правды не докопаешься, а головы вполне можнолишиться. Сегодня Феликс добрый, а завтра, глядишь, и нет, да, и кроме него,есть еще люди. «Надо сматываться», — прошелестело у меня в мозгу, и в тотмомент мысль показалась мне необычайно дельной.

Я села в постели, прикидывая, как воплотить ее в жизнь,заодно напомнила себе, что у меня сотрясение мозга. Впрочем, Олег Сергеевич,лечащий врач, уверял меня сегодня, что рана пустяковая, до свадьбы заживет, исотрясение тоже так себе, не сотрясение даже, а сотрясеньице. Если поберечьсебя, авось и пронесет, голова не развалится. Однако в ночной рубашке и босиком(у меня даже тапок нет) никуда не побежишь.

Я окинула взором палату, точно зная, что ничего полезногоздесь не обнаружу, затем прошла к двери и осторожно выглянула. Коридор былпуст. Я вышла, прикрыла дверь и отправилась в сторону, противоположную той,откуда появилась медсестра. Ранее гулять по отделению мне не приходилось, и яшла, что называется, наудачу. Одна дверь, выходящая в коридор, была чутьприоткрыта, в лунном свете виднелись очертания двух кроватей. «Палата», —сообразила я и на всякий случай заглянула туда. Прямо возле двери стоялавешалка, на ней висело несколько халатов, один больничный, теплый, а возлепостели, на которой мирно спала женщина внушительной комплекции, стоялитапочки. Я сунула в них ноги — великоваты, но сойдет, схватила два халата иприпустилась по коридору. Если меня сейчас поймают, то неприятных вопросов неизбежать. Чего доброго решат, что это я дядьку того… «И вправду решат», —перепугалась я и хотела вернуться, но тут дверь впереди распахнулась, и я сперепугу устремилась в боковой коридор, который вывел меня на лестницу.

Я торопливо спустилась с третьего этажа, где располагалосьотделение, на первый и оказалась перед запертой дверью, правда, заперта онабыла изнутри и не на ключ, а на задвижку, так что я без осложнений выскользнулана улицу.

Было холодно — и я поспешила одеться, вместо пальто сойдетбольничный халат, а вот со вторым халатом я дала маху — он был на пять размеровбольше и волочился по земле.

— Ну надо же, — обиделась я, стараясь хоть как-тоего подвернуть. Пока я вела борьбу с халатом, из-за угла показалась машина,осветив фарами пространство перед подъездом. Я поторопилась укрыться в кустах,пробежала вдоль стены и оказалась у другого конца здания, отдышалась и отважношагнула на тротуар.

Никто не заорал «держите ее», и это было уже хорошо. Теперьследовало решить, куда я хочу попасть. Идти по улицам в таком виде неразумно,могут в психушку отправить. До своей квартиры я точно не доберусь, да и опасномне туда возвращаться. Словом, выходило так, что мне одна дорога — к Ольге.Живет она неподалеку, и о ней мало кто знает, знакомы мы с ней всего месяц.

Не раздумывая, я свернула на улицу Батурина: выбора у менявсе равно не было. Мелкими перебежками, без конца оглядываясь и тяготея ккустам и подворотням, я вскоре вышла к Ольгиному дому, вбежала в подъезд ипозвонила в квартиру на втором этаже.

— Кто? — сонно спросила Ольга из-за двери, когда яедва не отдавила себе палец о кнопку звонка.

— Полина, — ответила я, радуясь, что смогларазбудить подругу.

Она распахнула дверь и, разумеется, вытаращила глаза. Ничегоудивительного в том, что у людей при виде меня отваливается челюсть, —выгляжу я, мягко говоря, необычно.

— Что случилось? — пробормотала Ольга, схватиламеня за руку, втянула в прихожую и зачем-то выглянула в коридор, после этогозаперла дверь и уставилась на меня. — Ну? — сказала она испуганно.

— Все нормально, — поторопилась я заверитьее, — я из больницы сбежала. — Тут мне стало ясно, что Ольгу я ничутьне успокоила, и пришлось продолжить:

— Делать мне там совершенно нечего.

— Как ты в попала больницу?

— После аварии, — подумав, соврала я, решивподготавливать Ольгу поэтапно.

— Ты что, прячешься? — хватаясь рукой за левуюгрудь, задала она очередной вопрос.

— Нет, зачем? — испугалась я.

— А чего тогда ко мне пришла, а не домой? Вот что, идемна кухню, выпьем чаю, и ты все мне расскажешь. Подробно.

Ольга оказалась авантюристкой, это я поняла минут черезпять. Мой рассказ вызвал у нее чувство, подозрительно напоминающее восторг,трупы ее ничуть не смутили, а на лице было написано желание поучаствовать вовсем этом.