class="p1">Вита же, казалось, уменьшилась до размеров мухи и вещала прямо из моего уха:

— А ты ненасытен, братец. Любопытный.

— Покажись. Отпусти их… давай просто поговорим.

Она ответила мне насмешкой. Троица гмуров из общей кучи стала мне ответом. Накинувшись так, словно моих мозгов хватит на целую дюжину, они будто говорили, что время мирных разговоров прошло там, за кухонным столом. Где я, не ведая подвохов, уплетал обе щеки ее стряпню.

Клинок Алиски помог мне подарить им посмертный покой. Дабы не сидеть без дела, будто вопрошая меня, почему я до сих пор не впал в звериную ярость, он заставил обрушить всю мощь моих сил на столпотворение по бокам.

Лезвие вспарывало животы один за другим. Рвались свежие, только недавно натянутые нити кукловода.

Словно не желая оставлять меня в этой пучине мрак один на один с чужой смертью, Нэя в стремительном полете бросилась на клинок. Не распознав ее замысла, я вздрогнул, когда ее тельце самоотверженно нанизалось на меч. Ослабевшие, повисшие ручки, потерявшие всякую волю ноги — она была похожа на человека, как никто другой.

Она растворилась вмиг, обратившись лужицей благодати. Словно святая вода, она спешила объять оружие солнечным светом.

Меч вспыхнул священным, карающим клинком, обещая прощение всякому, кто отважится сложить под ним голову.

— Какие у нас могут быть с тобой разговоры, милый братец? Ты заявился сюда, устроил погром в моем доме, отказался немного поиграть. Разве тебе в самом деле есть, что сказать?

Мне было. Мертвяки, чуя собственное спасение от моих рук, наперегонки устремились, расталкивая менее расторопных собратьев.

Им хотелось, чтобы я их убил.

Им приказывали убить меня.

Вита не унималась, продолжая тираду, я же чувствовал, как постепенно теряю дыхание. Ожившие трупы накатывали на меня волна за волной — в мыслях бился лишь вопрос: да сколько же здесь этих тварей? Я перебил едва ли не больше, чем их здесь было до, но они словно гидра; на месте одного павшего возникало трое новых.

Скрюченные, толстые пальцы тянулись ко мне. Будь они живы, в их арсенале нашлась бы всякая каверза. Шаман сплясал бы мне очередное проклятие, коротышки поменьше подарили бы мне по камню из своей пращи, а уж сколь чудесен яд, коим смазаны кинжалы коротконогих крепышей!

Вместо этого они пытались повиснуть на мне неподъемным грузом.

Я отчаянно и зло заревел, когда один из них запрыгнул мне на спину, сбив едва начавшуюся контратаку. Я подался вперед в тщетной надежде скинуть поганца прочь, его пасть клацнула у меня прямо над ухом. Полная посмертного равнодушия морда скалилась пиловидными клыками, обещая повторить свою попытку через мгновение. Его менее удачливые собратья, минутой назад располовиненные мной, словно истосковавшиеся по ласке рабыни, спешили обхватить меня за ноги. Не ведая разума и здравого смысла, мохнатые руки хватались за лезвие клинка, после равнодушно взирая на отвалившиеся пальцы и натекающие из обрубков лужицы крови.

— Всю жизнь меня гоняли, словно крысу. Я думала, что вырвусь из застенков и там — жизнь!

Молния божьей карой ударила с клинка, резанула пытавшегося оттяпать мое ухо гмура. Его подбросило вверх, словно резиновую куклу. Плеть электрического разряда, ярко освещая мне путь, стегнула всех, кто осмелился в меня вцепиться. Я не представлял, что мертвые умеют визжать, а теперь знал об этом.

Лог был строг, как и мироздание — не желая терпеть подобного своеволия, он заспешил скушать десять процентов от общего состояния Нэи.

Остаться здесь без нее было все равно, что скормить самого себя непроглядной мгле. Мрак слепоты кривозубо ухмыльнулся мне из плохо освещаемых ниш, обещая, что поиграет со мной вдосталь, едва эта мелкая поганка вновь уйдет на перерождение.

Когда гмуровы тельца на миг отступили, я рванул в контратаку. Ясночтением прощупывал тьму в надежде выхватить прячущиеся в нишах очертания.

Вита словно скакала от одной стены к другой, была везде и повсюду.

Еще чуть-чуть, понял я, и она заговорит со мной губами мертвецов с отрубленных голов.

— Мир оказался совершенно иным. Сначала я хотела вернуться к отцу — новую, сильную, он признает меня! Но он отверг. Я искала встречи с твоим отцом, но инквизатории встали на моем пути. Они толкали меня бежать. Без денег, без семьи, без рода — они словно насмехались надо мной, снова и снова подталкивая вернуться в ставшие родными казематы.

Я выдыхался. Меч тяжелел в руках с каждым ударом. Я пытался повторить магию речи, которой учила нас Романовна, но та лишь отрицательно качала головой. Неа, говорила она, ты хоть на голове стой, че хочешь делай, а эту шнягу я попросту не вывезу.

Как не вывезу и я сам.

Правдой оборачивались Майкины слова. Там, рухнув на колени, она умоляла меня одуматься. Кричала, что найдет по мою душу лучших священников, сыщет каких угодно изгонителей дьявола, лишь бы я только не ходил один.

Что я ей тогда сказал на прощание? Какую-то патетичную глупость…

Сквозь толпу забрезжил просвет. Бесконечное воинство дрогнуло под святым напором. Нэя, чуя, что не стоит распылять саму себя на самоубийственные атаки, делилась благостью по чуть-чуть.

Солнечный свет рубил восставшую из могилы нечисть, словно скверну. Кожа несчастных пузырилась, набухала волдырями ожогов. Отчаянно, едва коснувшись клинка, они истошно завывали на все голоса.

Будто разом забыли, что мертвым положено безмолвие…

— Я почти так и сделала. Почти отчаялась, пока не нашла вход в эти катакомбы. Здесь было много тех, кто хотел меня убить. У нас случился с ними симбиоз, братик. Они видели во мне сочный кусок свежего мяса, ну а я…

Она многозначительно вздохнула. Словно собираясь продолжать былое кукольное представление, она не ведала нагнетания без пауз.

— А я видела в них новые игрушки. Видишь?

Их остался всего лишь с десяток. Отчаяние, еще недавно бурлившие внутри меня, спешно рядилось в одежды надежды. Всего лишь десяток!

Настало время последних сил. Обливаясь потом, я почти видел тот самый последний рывок. В ушах слышал чужой голос — ты успел перебить их едва ли не целую сотню, разве не справишься с этими?

Здравый смысл восторгов не разделял. Он не разделил их и тогда, когда в один замах я скосил сразу же пару коротышек. Восемь осталось, уныло бубнил он, ну и что с того? Что ты сделаешь, когда они закончатся?

Я предлагал об этом подумать сразу же, как только в самом деле поделю их на ноль. Нырнул вперед, словно мясо на шампур, нанизал ближайший труп, пинком в колено встретил следующего, выбивая у него почву из-под ног. Не останавливаясь, размашисто пригвоздил обоих к земле. Словно признавая собственное поражение, они взорвались от переполнившей их святой благодати.

Нэи не стало уже ровным счетом наполовину. Это ничего, не уставал повторять я, будто пытаясь убедить в этом реальность, вот еще чуть-чуть и…

И тогда она выйдет из своего укрытия, ага. Здравый смысл решил, что мне следует знать горькую правду. Будто ища извращенного удовольствия, он принялся, словно маленькому, разъяснять.

Вита всего лишь истощает тебя. Словно чуя, что ты потащишься за ней следом, она поджидала тебя в наивной засаде. И ты столь же наивно угодил в нее. Попал в сторожок.

Когда она выйдет, ты, выдохнувшийся, попросту сам свалишься к ее ногам. Почти точно так же, как тогда упал святочертый Иоганн.

— Меньше всего на свете мне хотелось только одного, милый братец. Однажды в самом деле встретить тебя…

Из десятерых остались лишь трое — окровавленный и злой, не чуя собственного тела, я превратился в самую настоящую мясорубку.

Клинок Алиски почти что был живым — теперь, казалось мне, я прекрасно понимал, почему раз от раза, едва на горизонте только появятся уши врага, она бросалась в атаку.

Он тащил меня вперед, он высекал из меня крики, полные ярости. Не давая мне рухнуть, он делился силами, словно вытаскивал их из-за пазухи.

Словно вихрь, я налетел на уцелевшую троицу. Не сопротивляясь, в молитвенном жесте они потянули ко мне руки — еще никогда в своей жизни они так не мечтали о смерти рук человека. Первого я смел размашистым ударом, второго расплющил по ходу дела, третий отыскал свою погибель, пытаясь