– Как?! – заорала я, не в силах сдерживаться. – Скажи – как можно тупо сидеть и ждать?!

– А что ты можешь? – жестко спросил отец, по-прежнему глядя в окно.

Действительно – а что я могу? Что могу я – обычная преподавательница анатомии в медакадемии? Да, мой муж – известный в городе тренер по единоборствам, начальник службы безопасности крупного банка, да, мой отец – тот, кого принято называть «криминальным авторитетом», и владелец этого самого банка, но я – кто я-то? Я – сама по себе, без мужа и папы? Без верного наперсника Никиты и его брата Саввы, даже без Ольги Паршинцевой?

Правда оказалась жестокой – без этих людей я ничего не могу сама, и пусть папа не это имел в виду, но смысл-то, вот он… Я даже не могу ничем помочь собственной дочери, которую кто-то похитил прямо из школы. А время идет, так неумолимо бежит, что я даже боюсь смотреть на часы, потому что каждое движение их стрелок сокращает вероятность того, что Соня останется в живых… Она уже слишком большая, может опознать похитителя… Нет, мне нельзя думать об этом, просто нельзя!

– Аля, не надо так, – мягко сказал муж.

Я подняла голову и только сейчас поняла, что он давно уже сидит не на диване рядом, а на корточках передо мной, и его единственный глаз поблескивает от влаги. Никогда Акела не мог смотреть спокойно на мои мучения – физические или моральные. Нет ничего хуже зрелища сильного, внутренне цельного мужчины, теряющегося при виде горя любимой женщины. Это заставляло меня испытывать вину.

– Не надо так, малышка, – повторил муж, поглаживая меня по рукам. – Мы непременно разберемся.

– Саша, как ты не поймешь… ведь Соня уже большая, а это значит…

– Прекрати! – рявкнул папа, заставив нас с Акелой вздрогнуть. – Прекрати, я сказал! Вряд ли ее похитили с целью выкупа – уже сутки прошли, а никто не объявился! Так не бывает – чтобы сутки никто требований не выдвинул! Значит, здесь другое что-то!

– Что?! Ну, вот скажи – что?! – тоже криком ответила я, игнорируя то, как поморщился от резких звуков Акела. – Если не выкуп – то зачем красть ребенка? И почему именно моего?

Отец помолчал, взял новую «беломорину», помял ее в пальцах:

– Саня, но ведь она не только твоя дочь. Она еще и моя внучка…

– А-а, вон оно что! То есть ты думаешь, что это твои дела, да?! – взревела я, хотя подобная мысль уже приходила мне в голову, но я ее почему-то отмела. – Из-за этих твоих дел полсемьи выкосило! Не пора на покой уже, а?!

– Если ты не замолчишь, я тебе врежу, – абсолютно без эмоций отозвался папа, – и твой муж мне не помешает. Не смей орать на меня, соплячка.

Не то чтобы я испугалась обещания «врезать» – знала, что папа не поднимет на меня руку, потому что когда-то давно дал слово Акеле никогда не делать этого. А нарушать слово мой папенька считал делом последним. Но все-таки я постаралась, насколько возможно, взять себя в руки и не переходить на крик.

– Да, прости, пожалуйста, я погорячилась. Но, папа, ты просто пойми, как мне страшно… ведь это моя единственная дочь… если с ней что-то…

– Все, хватит! – это уже не выдержал Акела. – Если ты не прекратишь повторять это, как заведенная, то непременно что-то произойдет. Мысли материальны. С Соней ничего не случится. Ничего плохого – запомни это!

Слова мужа всегда возвращали мне душевное равновесие и уверенность, но сегодня, увы, даже Акела не мог справиться с моими эмоциями. Страх за дочь опутал меня и завладел рассудком, я отказывалась думать о чем-либо, кроме одного – где, у кого Соня, как там с ней обращаются, не обижают ли, не испугали… Она никогда не оставалась без присмотра – разве что на уроках в школе, и вот что вышло, стоило няне опоздать на полчаса… Всего полчаса, тридцать проклятых минут, которые эта курица потратила на треп с какой-то аферисткой… Черт! А ведь вот тут может крыться загадка…

– Слушайте, – возбужденно заговорила я, вскочив из кресла и взяв сигарету, – а ведь Лена сказала, что ее буквально в ста метрах от школы остановила какая-то женщина не то с опросом, не то с лотереей… Как вы думаете – это не могло быть спланировано?

Папа вскинулся, как гончая, учуявшая зайца:

– Так ты что молчала-то?! Какая женщина?! Где Ленка?!

– У себя дома она, – буркнул Акела и направился к выходу.

– Ты куда? – хором спросили мы, и он уже в дверях бросил:

– Сам поеду.

Я выдохнула. Если Акела брался за что-то сам, то можно было не сомневаться, что все будет в порядке. Главное, что он рядом, что он со мной, от этого становилось как-то полегче.

Появилась Галя с подносом, на котором возвышался чайник и чашки, а в плетеной корзинке обнаружились ватрушки с творогом. По заплаканным глазам домработницы я поняла, что та тоже очень переживает – Соня звала ее бабой Галей, любила и проводила вместе с пожилой женщиной много времени.

– Вы бы перекусили, – попросила Галя, опуская поднос на стол, – с утра ведь ничего…

– Спасибо, Галя, – отозвался папа, рассеянно глядя на ватрушки. – Садись, Санька, поешь, на самом деле, а то свалишься.

Я не хотела есть, вернее – не могла, кусок просто не шел в горло, но нужно было себя заставить, иначе, действительно, еще и я добавлю проблем, которых и так достаточно.

В довершение всего вошел охранник и зашептал что-то отцу на ухо. Тот потряс головой и переспросил:

– Кто?

– Сара Иосифовна, сестра ваша.

– Так чего ты голову мне морочишь? Впусти, – рявкнул папа и, когда охранник скрылся, повернулся ко мне и беспомощно развел руками: – Ты гляди, что делается! Сара приехала.

Мне было не до тетки, не до того, как она добралась сюда – одна, без помощи, зачем приехала. Мне вообще не было дела ни до кого. Я хотела одного: вернуть дочь, и пусть тетка при этом притащит сюда весь Саратов, я глазом не моргну.

Тетя Сара вошла в дом бочком, стянула пальто, сбросила сапожки без каблуков и прошла в гостиную:

– Фима! Зачем ты снова живешь с детьми? – начала она вместо приветствия, так, как будто виделась с нами последний раз вчера. – Старики, Фима, должны жить отдельно.

– Может, поздороваешься? – натянуто улыбнулся отец и шагнул к тетке, раскрыв объятия.

Тетка обняла его, вытерла заслезившиеся глаза концом повязанного платка – мне казалось, что я никогда не видела ее без этого атрибута, платок всегда венчал теткину голову, сколько я себя помню. Нужно было встать, поздороваться, а сил не было. Сейчас она узнает о Соне – и неизвестно, чем все закончится, тетя Сара старше отца, мало ли… А она уже повернулась ко мне, всплеснула руками:

– Фима, она так и не поправилась? Что готовит твоя Галина, что девочка совершенно не поправляется? Она так перестанет носить собственное тело!

Я вдруг разозлилась так, что не смогла удержаться. Наверное, эмоции требовали выхода, а сжавшаяся внутри пружина не выдержала и лопнула, совершенно лишив меня рассудка. Я вскочила, схватила из плетенки ватрушку и буквально сунула ее тетке в лицо: