— Да…

— Так как же, есть такие снимки?

— Наверно, есть, но где их сейчас найдешь…

— Придется, — жестко сказал Гордеев.

— А кто конкретно вас интересует, Юрий Петрович? Там же немного народу было. Альбину тогда еще мало кто знал, меня и сейчас в лицо никто не знает, слава богу, обошлось без журналистов… Хотя подождите…

— Что?

— Не мешайте, я вспоминаю…

— Что вы вспоминаете, Олег?

Гордеев начал уже выходить из себя. Его мысли приняли некое стройное направление — направление поиска, и Артемьев сейчас его тормозил. А Гордееву казалось, что еще немного, и он возьмет след.

— Точно, там видеосъемка была!

— Видеосъемка? — опешил Гордеев от такой удачи.

— Ага! Бомба у кого-то из друзей камеру стащил и снимал нас на видео. Только кого вы там думаете…

— Олег, немедленно найдите мне эту кассету… Нет, стойте, лучше не так. Я пошлю к Долохову частных детективов, и если хоть какие-то следы этой пленки существуют, они их найдут.

Он позвонил в «Глорию» и попросил Щербака и Филю Агеева познакомиться с известным музыкантом Бомбой, объяснил им задачу.

После этого они с художником наконец отправились завтракать, а точнее, уже обедать, в студии решили не сидеть — самое время было проветриться.

Позже Гордеев почему-то снова вернулся к новости про радиостанцию в Подмосковье, но сформулировать для себя, что именно его занимало в этой информации, не смог.

13

Вернулись через час, сытые и умиротворенные. Гордеев старался не переедать, чтобы сохранить хоть какую-то свежесть мысли.

— Олег, скажите-ка, какая фамилия была у Альбины до того, как она вышла за вас замуж?

— Игнатьева.

— Это фамилия ее отца?

— Ну да, наверно…

— Вы как-то неуверенно об этом говорите.

— Честно говоря, я просто не знаю.

— Так, ну можно выяснить у ее матери, хотя все это займет какое-то время. В агентстве, в котором она работала, такая информация едва ли найдется. Она ведь уже была замужем, когда попала к этим «Лайтс»?

Артемьев кивнул.

— Стойте-ка! — сообразил Гордеев. — Альбина ведь, если допустить даже, что она готовила свой побег, удирала от вас по-тихому?..

— Не было никакого побега! — выкрикнул художник. — Не было! Не было! Не было!

— Успокойтесь, ради бога, вы мне только мешаете, — попросил Гордеев и подумал: «Этот большой художник точно псих. Наверняка девка от него все-таки сбежала».

— Олег, может быть, у вас есть какие-нибудь документы — тем более раз она не сбежала, она, например, могла оставить дома свою метрику.

— Метрику? — глупо переспросил Артемьев. — Ну да, свидетельство о рождении…

Но кажется, Артемьев понимал с трудом. На него снова будто какое-то затмение нашло. Он пошел к своим стеллажам и принялся там рыться.

В полном молчании прошло минут десять.

— Что вы делаете? — наконец не выдержал Гордеев.

— Как что? — вполне нормальным голосом отозвался художник. — Ищу метрику — свидетельство о рождении. Все документы у нас обычно лежали в этих железных коробках, они запираются на такой хитрый ключик, и я всегда ношу его с собой, вряд ли она смогла… очень хитрый ключик, я вас уверяю.

Натуральный псих, с жалостью подумал Гордеев. Надо подыскать ему хорошего доктора. У Турецкого, кажется, был какой-то знакомый…

— Нету никакой метрики, ну надо же, как странно, — сказал Артемьев через двадцать минут, когда содержимое уже четырех коробок валялось на полу.

Зато известия от частных сыщиков, к счастью, не заставили себя ждать. Кассета с записью нашлась легко. Единственный экземпляр Долохов передал на хранение родителям Артемьева, так что Агееву со Щербаком пришлось еще раз сгонять в Химки. Новостей относительно «жучка», прикрепленного к компьютеру в новом офисе Гордеева, кстати говоря, пока не было. Возможно, это объяснялось тем, что Юрий Петрович пока им фактически не пользовался.

К четырем часам дня Щербак привез кассету. Ее прокрутили, и Артемьев пальцем показал на высокого, скромно одетого мужчину. Тот был худ, и лет ему было не меньше сорока пяти.

— Пресловутый троюродный дядя?

— Да.

— Фамильное сходство налицо, вы не находите?

Артемьев отмотал пленку назад и сказал после паузы:

— Возможно.

— Олег, вы помните, как его зовут?

— Нет.

— Он оставил какие-нибудь координаты?

Артемьев покачал головой:

— Только не мне.

— Как он вел себя, этот дядя, у вас на свадьбе?

— Так он же не остался на свадьбу, был только на венчании.

— Это странно, вы не находите?

Артемьев шумно вздохнул: и на этот вопрос у него не было ответа.

— Николай, — Гордеев повернулся к Щербаку, — как насчет слетать в Северодвинск?

— Если за счет фирмы — нет проблем, — был дан хладнокровный ответ.

— Имей в виду, мать Альбины живет в порту. Она работает санитаркой в поликлинике. Олег, у вас есть ее телефон? — спросил Гордеев у художника.

— Только служебный.

— Разберемся, — сказал Щербак.

— Ты понимаешь, что нужно выяснить? — сказал Гордеев.

— Генеалогическое древо.

14

Через двое суток Щербак вернулся со следующей информацией:

Игнатьев — это фамилия отчима, по отцу Альбина — Кормильцева. Фотография троюродного дяди, предъявленная матери Альбины, была опознана. «Троюродный дядя» оказался ее родным отцом, Валентином Кормильцевым.

При этом сообщении присутствовали только трое: сам Щербак, Гордеев и Артемьев.

— Вроде я такую фамилию слышал: Кормильцев, — неуверенно сказал Артемьев. — Вы не помните, Юрий Петрович?

— Я не помню и не знаю, — веско сказал адвокат. — Я бы вспомнил, если бы слышал хоть однажды.

— Обычно чего не помню я, — вздохнул Артемьев, — помнит Бомба. — И он позвонил Долохову.

— Валентин Кормильцев?! — засмеялся тот. — Ну ты даешь, темнота… Я, кстати, с ним не так давно общался.

Артемьев положил трубку и стал объяснять, кто такой Кормильцев, и тут Гордееву стало стыдно за свою самонадеянность. Никакие человеческие слабости адвокатам, даже возглавляющим химкинский филиал, не чужды. Он вспомнил, где видел раньше Кормильцева. На приеме в честь японской модельерши. Только там у него была борода, и он косил под журналиста — высокий, пожилой, волосатый и бородатый. Случайно он там оказаться не мог, значит, кого-то искал или что-то подслушивал.