по новому стилю) в скромном ресторане лондонского Странда — «Lyons shop» завязался первый контакт с английским правительством.

В плохо освещенном, отдельном кабинете этого посредственного ресторана молодой английский дипломат (ему тогда только что исполнилось 30 лет) встретился с уже. 40-летним Литвиновым. Посредником был Ротштейн, будущий советский посол в Иране, а тогда эмигрант, как и Литвинов, и скромный переводчик при одном из отделов английского военного министерства.

Литвинов, назначенный представителем в Англии, нигде не был принят. Он не только не допускался в русское посольство в Лондоне, но и не мог пользоваться никакими правами, присвоенными дипломатам; не имея даже дипломатического кода и шифра, он посылал свои письма и телеграммы обычной почтой и не получал на них никаких ответов от Троцкого.

На этом, хотя и неофициальном, завтраке с молодым английским консулом Б. Локхартом первый советский посол в Лондоне решил компенсировать себя за все невзгоды значившимся в меню сладким пудингом «а ля дипломат». Но пудинга не оказалось — он был уже весь съеден. «Даже у „Lyons“ меня не признают» — пожаловался Литвинов[165].

Вместо сладкого пудинга поворот в английской политике на рубеже 1917–1918 гг. принес жившему на эмигрантском положении послу неожиданный сюрприз: 21 декабря по новому стилю английский кабинет под председательством Ллойд Джорджа принял решение послать на место отозванного британского посла специальную миссию для установления прямого контакта с Лениным и Троцким[166].

Главой новой миссии был назначен бывший английский консул в Москве Локхарт, который, являясь неофициальным английским представителем, должен был втянуть новое советское правительство в орбиту Антанты.

В обмен на дипломатические права для миссии Локхарта, Литвинову предлагалось такое же неясное, полупризнанное положение в Лондоне.

Литвинов поспешил воспользоваться первой оказией и отправил с Локхартом свое первое донесение наркому иностранных дел Троцкому. Фактически же он оставался заложником и был обменен на своего собеседника у «Lyons», когда тот был арестован в Москве в конце августа 1918 года после высадки английского десанта в Архангельске.

Быстрое продвижение немцев, ранней весной 1918 года занявших в несколько недель огромную территорию, дало им возможность захватить колоссальное количество вооружения, боеприпасов и снаряжения русской армии, почти целиком брошенных в прифронтовой полосе. Не следует забывать, что после тяжелого кризиса со снаряжением и боеприпасами в 1915 году к 1917 году российская армия благодаря мобилизации промышленности и поставкам из-за границы была по тому времени весьма обильно снабжена всем необходимым настолько, что и белые и красные армии почти три года вели гражданскую войну, в основном питаясь оставшимися от старой армии запасами.

Борьба за материальное наследство (запасы вооружения, базы и корабли Черноморского и Балтийского флотов) русской армии и флота очень скоро разгорелась между продолжавшими войну немцами и союзниками. Немцы, как мы уже писали, заняв Ревель, высадили значительные силы генерала фон дер Гольца в Финляндии и угрожали оттуда захватить только что построенную Мурманскую железную дорогу. На ней и особенно на линии Архангельск-Вологда-Рыбинск оставались колоссальные запасы вооружения, прибывшего в Россию в 1917 году и не вывезенного с тех пор на фронт. Эти запасы, а также страх, что Мурманск сможет стать базой для немецких подводных лодок, побудили англичан высадить в апреле 1918 года 150 человек морской пехоты в Мурманске[167].

В конце июня союзники высадили в Мурманске еще около 1000 человек, а в начале августа немногим больше высадилось в Архангельске, где уже раньше произошло антибольшевистское восстание под руководством капитана Чаплина.

Совет союзных послов в Вологде, равно как и их правительства в Вашингтоне, Лондоне и Париже очень мало интересовались вопросом борьбы с большевиками ради освобождения России. Их заботы сводились, во-первых, к воспрепятствованию немцам захватить вооружение и русские корабли на Балтике и в Черном море и, во-вторых, что главное, к восстановлению Восточного фронта против Германии, хотя бы за счет сил и средств тех же большевиков. Именно эта идея побудила английское правительство еще в конце декабря 1917 года направить для переговоров с Лениным и Троцким своего представителя Б. Локхарта.

С этой же целью представители Франции и Америки также стремились войти в переговоры с советским правительством; и уже лишь в результате этих переговоров, убедившись, что большевики ни в коем случае не хотят выступать против немцев, начали строить планы восстановления Восточного фронта за счет антибольшевистских и других сил. Прежде всего, внимание союзников привлекал корпус чехословацких добровольцев, сформированный из пленных еще дореволюционным русским правительством. Первоначальный проект Антанты заключался в высадке большой американской армии на Дальнем Востоке, которая должна была совместно с русскими восстановить Восточный фронт, в связи с чем задачей Чехословацкого корпуса было удерживать Сибирскую магистраль. Однако этот план, в силу категорического отказа от него президента Вильсона, вообще не сочувствовавшего какому-либо вмешательству в «русские дела», вскоре провалился. Как осколок плана осталось намерение временно держать Чехословацким корпусом Сибирскую магистраль с тем, чтобы перебросить его потом на Западный фронт.

Глава 14

Начало гражданской войны и переход от Красной гвардии к Красной армии

Глубоко ошибочно представлять, как это делает советская официальная история, что Белое движение при своем возникновении было чисто контрреволюционным движением, поднятым «помещиками и капиталистами» ради реставрации старого режима.

Мы уже бегло останавливались на характеристике генералов Алексеева, Деникина, Корнилова, Каледина. Ни один из этих талантливых русских генералов не мог желать реставрации старого режима уже хотя бы потому, что все они полностью приняли Февральскую революцию. Будучи либерально настроенными людьми, но в то же время горячими патриотами России, стремившимися, прежде всего, сохранить российскую государственность, генералы Алексеев и Корнилов привлекли к своей работе кадетов П. Б. Струве, Парамонова, Степанова и других. Именно эти люди и составили Донской гражданский совет, явившийся политической базой для создания Добровольческой армии.

Непосредственным лозунгом Донского гражданского совета была борьба против Брест-Литовского договора, о заключении которого велись тогда еще переговоры. Иначе говоря, борьба против обеих сил, стоявших на платформе «Бреста», — большевиков и немцев.

Безволие и преступное отношение к армии со стороны большинства в партиях «революционной демократии» в течение всего 1917 года не могли, конечно, не оттолкнуть от нее руководство Добровольческой армии. Однако это отталкивание вовсе не означало враждебности к левому сектору демократического лагеря вообще. Б. В. Савинков, прибыв на Дон, в своих беседах с генералами Алексеевым, Калединым и Корниловым, как он пишет, «старался убедить их, что в Донской гражданский совет необходимо включить демократические элементы … причем наибольшее сочувствие я встретил у генерала Корнилова»[168].

В конце декабря 1917 года в Донской гражданский совет, как свидетельствует Савинков, вошли четыре социалиста и