беглецы, одиночки, которые учатся всему этому сами. Мы учимся трудным путем, учимся на собственных неудачах, на ошибках. Мы отращиваем когти и острые зубы вместо нежных сердец. Боремся за жизнь. Заботимся о себе и своих близких. Вот и все.

— Ты не беспокоишься о том, что… — она делает паузу, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. — Что лабиринт загорится или что тебя зацепит медвежий капкан?

Я не смеюсь, хотя должна бы. Я не думаю, что кто-то из них может сделать что-то подобное.

Волнуюсь ли я? Да.

Дам ли я им все испортить? Чертовски постараюсь этого не сделать.

— Сомневаюсь, что они будут здесь сегодня вечером. К тому же, они не смогут попасть в лабиринт, когда мы будем внутри, у обоих входов стоят учителя. Мы будем в безопасности и сможем повеселиться сегодня, хорошо? — успокаиваю ее я.

Она кивает, не понимая, что я планирую продолжить:

— Но я действительно считаю, что мы должны подумать о том, чтобы рассказать кому-нибудь, Лира.

Некоторое время она молчит, и мы слышим, как вокруг нас снова и снова звучит воздушный горн, сигнализирующий о начале и окончании пребывания людей в Лабиринте.

— Давай отдохнем сегодня вечером. Сейчас. Всего один нормальный вечер, а утром поговорим о том, что нам делать.

Это самое близкое согласие, которое я от нее получила. Я знаю, что сейчас она скорее скажет «нет», но все равно чувствую, что это маленькая победа. Она начинает теплеть от идеи довериться кому-то. Полиции. Учителю. Любому, кто мог бы нам помочь.

Я беру ее под руку.

— Ты сможешь бегать в этой юбке?

Ее бедра облегает ткань в черно-зеленую клетку, навевая мне мысли о форме Слизерина из «Гарри Поттера».

Мило, что Лира являет собой такой парадокс. Она носит клетчатые юбки и вельветовые брюки, чтобы собирать жутких насекомых. Она всегда приходит в общежитие с грязью на коленях и ладонях. Она скрещивает ноги, когда сидит с книгой на коленях, но при этом рыгала громче, чем любой взрослый мужчина, после того, как выпьет банку колы. Как она может быть такой нежной и женственной, но при этом делать что-то, что считалось пацанским. Я восхищаюсь тем, как ей удается так легко уравновешивать части себя.

— Наверное, нет, но мы попробуем, — смеется Лира и тянет меня к сокращающейся очереди на вход в лабиринт.

Мы болтаем, чтобы скоротать время, наблюдаем, как ученики снова и снова терпят неудачу, как громкий горн пронзает небо как раз перед тем, как учитель объявляет, что очередная команда еще не нашла ключ.

Мы следующие в очереди, стоим между преподавателем психологии Лиры и моим профессором статистики, ожидая разрешения войти в надвигающуюся темноту между плюшевыми зелеными изгородями.

Порыв ветра бьет меня сзади так сильно, что мне приходится ухватиться за край лабиринта. Он проносится сквозь деревья, их больные конечности стонут и раскачиваются за нами.

Я смотрю на свои сжатые кулаки, на то, как ногти впиваются в плоть моей ладони, на то, как учащается ритм моего сердца.

— Брайар!

Лира щелкает пальцами перед моим лицом, пытаясь вернуть меня на землю.

— Мы начинаем, — улыбается она и первой направляется в Лабиринт.

Опустившийся над землей туман засасывает ее, когда она исчезает внутри. Страх лижет мне шею, но я быстро стряхиваю его. Следую за подругой.

Вытянутой рукой я пробегаюсь по краю лабиринта, а другой нажимаю на кнопку включения фонарика. Блики бьют Лире в лицо, и она поднимает руку, чтобы защититься от яркого света.

Я направляю свет налево, затем направо, видя два разных пути. Туман делает дальнюю видимость почти невозможной.

— Хочешь разделиться? Так мы сможем охватить больше территории, — предлагает она.

Мой первый инстинкт — сказать «нет». Мы всегда сильнее числом. Но это школьная функция, а не план побега от них. Поэтому я киваю,

— Я пойду налево. Удачи, — улыбаюсь я.

Когда мы расходимся в разные стороны, я делаю глубокий вдох, наклоняю голову, чтобы немного размять шею. Когда я начинаю бродить по левым и правым поворотам, все становится немного размытым, поэтому стараюсь ускорить темп.

Я знаю, что у нас мало времени и ненавижу проигрывать. Чем дальше я продвигаюсь внутрь, тем больше теряюсь, каждый поворот, каждое изменение направления кажется мне неправильным. Высота лабиринта слишком велика, чтобы я могла смотреть поверх изгородей, поэтому даже не представляю, близка ли я к середине или нет.

Я уверена, что с минуты на минуту зазвучит сирена, и одна эта мысль заставляет меня бежать быстрее.

— Я пожизненный владелец крысы, я должна быть в состоянии выбраться из этой дурацкой штуки, — ворчу я, делаю глубокий вдох и немного кашляю.

Мои легкие влажные от тумана. Мое сердце немного сжимается при упоминании Ады. Если меня не убьют до окончания универа, я вернусь, чтобы отомстить ему за убийство моего питомца.

Я кладу руки на колени и опускаю голову, чтобы перевести дыхание.

Снова подняв голову, я поднимаю фонарик, сканируя пространство перед собой. Свет проходит сквозь туман, выхватывая белую краску башни, возвышающейся в нескольких футах передо мной.

— Будь я проклята, — шепчу я, ухмыляясь.

Подойдя к строению, я замечаю золотой ключ, свисающий со ступеней на одной нити. Подтянувшись на носочках, я обхватываю пальцами металл, гордость переполняет меня до краев.

Я слышу, как ключ срывается со струны и падает мне в руки. Несколько секунд я любуюсь искусственным золотом, но мое действие, похоже, вызвало ужасные события. Как будто струна была заминирована, а я стала идеальной жертвой.

Вокруг меня раздаются крики, высокочастотные, пронзительные для ушей вопли. Голоса кричат снаружи Лабиринта. Я прыгаю, кручусь слева направо, ожидая, что кто-то окажется рядом со мной. Вместо этого в ночи раздается равномерный звон выстрелов, отчетливый звук стрельбы.

Это просто фейерверк, рассуждаю я, хотя нет ни искр, ни всполохов разноцветного света, поднимающегося в облака. Я могу сколько угодно говорить себе, что это фейерверк, но это не изменит правды.

— Всем сохранять спокойствие и, пожалуйста, пройдите во двор! — объявляет по микрофону один из учителей, и голос эхом доносится до меня.

Не знаю, что хуже.

Быть запертой в этом лабиринте или не знать, что происходит за его пределами.

За последние несколько недель мои инстинкты самосохранения работают сильнее, чем когда-либо прежде. Это совсем не похоже на то, что тебя поймали копы или чуть не поймал парень, у которого ты воруешь.

Это намного хуже.

— Лира! — кричу я во всю глотку, в горле болезненно звенит. — Лира!!!

Я дергаюсь, подсвечивая дорогу фонариком, я начинаю возвращаться по своим следам, которые уже