Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу прощения, что вмешиваюсь, но я без разрешения прочитал ваш листок. Вы позволите дать вам совет? Вы можете авизовать деньги из дома через фирму Western Union. Как правило, это занимает считанные минуты.
Господин и госпожа Эенбом повернулись ко мне. Мне, видимо, следовало бы держать язык за зубами. Взгляд, которым они меня одарили, не мог быть мрачнее, даже если бы я сказал, что болен проказой. Госпожа Эенбом скомкала листок, взяла мужа под руку, оба встали и, не удостоив меня больше ни единым взглядом, пересекли внутренний двор посольства.
Через некоторое время на небольшом цифровом табло на стене появился мой номер, я подошел к окошку и забрал новый заграничный паспорт своей спутницы. Покидая посольство, я робко пробирался вдоль стеночки и смотрел в землю, весь этот инцидент был мне ужасно неприятен.
Дома я застал гостя — всегда безупречно одетого кинопродюсера Ольрика Клайнера. Он только что сильно ушиб копчик в нашем бассейне, и моя спутница была занята тем, что вновь и вновь меняла ему марлевые повязки, которые перед тем держала в открытом холодильнике. Оба ели ложечками манговое мороженое, и, едва я зашел на кухню, моя спутница предложила сразу отправиться всем вместе в Oriental Hotel, чтобы выпить там по паре коктейлей.
Ха, скажете сейчас вы, дорогой читатель. Вот он и попался. Опять, значит, Oriental Hotel! Минуточку терпения, пожалуйста. История еще не закончена: в баре Oriental Hotel каждый заказал себе по сингапурскому слингу, копчик Ольрика Клайнера пульсировал через повязку, а я по какой-то причине обернулся и увидел чету Эенбомов, которая в исключительно хорошем, можно даже сказать, в приподнятом настроении двигалась через вестибюль. Они забрали ключ у регистрационной стойки и вошли в лифт.
Я вскочил, подбежал к портье и незаметно сунул ему в руку двадцать долларов. Я-де корреспондент солидной газеты Welt am Sonntag, объяснил я, эта пожилая супружеская пара, случаем, не…
Конечно, тонко улыбнувшись, подтвердил портье. Конечно, это были мисс и мистер Эенбом. Они уже несколько недель живут у нас, сказал он, в Joseph Conrad-Suite[182]. Только что они продлили свое пребывание здесь, в Oriental Hotel, еще на две недели. Мисс и мистер Эенбом, вероятно, очень известны в Германии, сказал портье, слегка коснулся указательным пальцем крыла носа и подмигнул мне. У меня не было слов, я закрыл глаза. Порой мне все кажется сплошным безумием.
Сингапур — самый жуткий город из тех, какие я знаю. Ну да, я несколько преувеличиваю. Могадишо еще хуже. Кабул, естественно, тоже. Однако в этих двух городах царят анархия и непостижимое для западного наблюдателя безумие: за малейшую провинность в Кабуле, например, побивают камнями, а в Могадишо пристреливают.
В Сингапуре, напротив, господствует скорее противоположность анархии и безумию: улицы там чище, чем в Цюрихе, там существуют аж пять бутиков Prada и сотни кафе-мороженых Häagen Dasz, и каждый год правительство этого города-государства разрабатывает новый план на тему «Будьте взаимно вежливы», который рекламируется расклеенными повсюду афишами.
План текущего года, например, рекомендует здешним гражданам всегда пропускать соседа первым в лифт, не вешать белье над тротуарами, чтобы падающие с мужских рубашек капли не попадали за шиворот прохожим, — и, конечно, в очередной раз подтверждает охотно и часто формулируемый тотальный запрет на жевательную резинку.
Запрет действительно соблюдается — в Сингапуре нигде не найдешь жевательную резинку, ни в газетном киоске, ни в супермаркете. Иметь в кармане брюк пачку жевательной резинки — это уже подрывное действие, а нанесение распылителем надписей на стены домов карается с такой же драконовой жесткостью, с какой, к примеру, в Афганистане наказывают тех, кто смотрит запрещенное телевидение: за это полагается порка.
В 1994 году американский тинэйджер Майкл Фей, который побаловался в Сингапуре с распылительным баллончиком и вдобавок отвинтил один маршрутный щиток, был приговорен к двадцати ударам ротаном по заднице. Ротан — это что-то вроде косички из прутьев, оставляющей на коже глубокие шрамы. Либеральная западная печать мгновенно подняла шум, и в итоге приговор Майклу Фею был смягчен: он получил всего четыре удара этой отвратительной плетеной розгой. Тем не менее…
Попробуйте представить себе этого подростка, привязанного к чему-то вроде спортивного козла, а челюсти ему соединили, чтоб не кричал, американским зубным зажимом. И как прыщавый мальчишка, корчась от боли, считает удары ротаном: один, два, три, четыре. Нечего ему было высовываться и нарушать общие правила — такова аргументация отцов города. А то, что в каждом подростке сидит маленький вандал, который должен рано или поздно проверить, как далеко простирается его свобода, нисколько не интересует правительство. Действительно: порядок, чистота, дисциплина — вот удручающие основы этого общества.
И в том, что негибкая политика и консервативная мораль всегда порождает реакционную эстетику, может убедиться любой гость, прогуливающийся по главной улице Сингапура — по Дороге фруктовых деревьев: весь день город кажется населенным одними женщинами, которые носят двойки[183], жемчужные ожерелья, клетчатые юбки в складку и эти скверные туфли Todd; единственное содержание их жизни, похоже, заключается в приобретении невероятного количества все новых носильных вещей и в плохом настроении.
Их мужья целыми днями работают в Deutsche Bank/Morgan Grenfell и в Credit Suisse/First Boston, приумножая деньги островного государства, единственным шансом которого после выхода из Малайского союза в 1965 году было, естественно, построение такой экономики, которая целиком базируется на сфере услуг. В отличие от Малайзии Сингапур не производит товаров на экспорт и у него нет сельскохозяйственных площадей.
Недостатки были превращены в достоинства, когда премьер-министр Ли Куан Ю либерализовал экономику и запретил свободу слова. Это привело к тому, что карликовое государство молниеносно стало одной из богатейших стран мира, но вместе с тем, к сожалению, — и одной из самых скучных.
Здесь, дорогой читатель, я бы на вашем месте похлопал меня по плечу. До сих пор все прекрасно описано, скажете вы. Я тоже так считаю. Отсутствие же личных, часто притянутых за волосы впечатлений, к которым вы привыкли в этой колонке, объясняется просто тем, что в Сингапуре у меня впечатлений вообще не было. С тем же успехом я мог бы целыми днями шататься по торговому пассажу в Геттингене. Но, дорогой господин Крахт, воскликнете вы, мне хочется больше субъективности, я ведь должен иметь возможность что-то себе представить! Путеводитель по Сингапуру я могу и сам почитать, для этого мне не нужен господин Крахт. Хорошо, я попробую.
Когда спускаешься вниз по улице, тебе вдруг приходит в голову мысль, что все жители Сингапура напоминают андроидов, лица их прямо-таки лучатся анемичностью и полным отсутствием эмоций, что приводит на память голливудские фильмы пятидесятых годов — об инопланетянах, которые высасывали мозг у американцев, жителей маленьких городков, но те этого даже не замечали, поскольку такой трансформации подвергались все.