Всякий раз, когда случается дорожная катастрофа и кто-то в ней погибает, нужно не преминуть поставить крест в этом месте у дороги. Иначе душа погибшего не успокоится до тех пор, пока в этом месте не произойдет такая же катастрофа. Вот почему вдоль бретонских дорог так часто встречаются каменные или деревянные кресты, поставленные у откосов.

В Верхнем Корнуайе принято, проезжая мимо этих «крестов несчастья», бросить камень в канаву к их подножию.

* * *

По дороге из Кемпера в Дуарнене есть могила одного человека по имени Танги. Он в этом месте погиб, был убит.

Никто не пройдет мимо холмика земли, под которым он похоронен, не положив крестика, наскоро сделанного из веточек, выдранных из соседнего плетня. Кто не сделает этого, рискует встретиться на этой дороге с лихим человеком и погибнуть злой смертью, как Танги.

* * *

Если человек был убит и убийца входит в помещение, где лежит его тело, или даже если он просто проходит по улице мимо дома убитого, раны на теле открываются и начинают обильно кровоточить.

* * *

Есть безошибочный способ обнаружить убийцу, оставшегося неизвестным. Только делать это надо ровно через семь лет, день в день, после кончины жертвы, когда останки ее будут выкопаны из могилы и перенесены в оссуарий.

Вот как это делается. В оссуарии берут одну из самых маленьких костей правой руки убитого, если возможно, косточку указательного пальца, окунают ее в кропильницу со святой водой в церкви, потом заворачивают в носовой платок покойного и хранят его при себе до той минуты, пока лицом к лицу не встретятся с тем, кого подозревают в убийстве. Тогда, приняв безразличный вид, к нему обращаются с вопросом:

— Вы ничего не потеряли?

Тот, естественно, сразу начинает искать, хлопать себя по карманам и, чаще всего, отвечает:

— Да нет, не думаю... А вы что, нашли что-то?

Тогда вы достаете этот ваш платок, вынимаете из него кость, зажимаете ее в кулаке и говорите:

— Протяните руку.

И когда он без опаски протягивает ладонь, вы кладете на нее кость. А он не только не берет ее — в том случае, если он убийца, он ее отбрасывает с перекошенным лицом и кричит:

— Будь я проклят! Раскаленный уголь, вы мне дали раскаленный уголь!..

И действительно, вы увидите на его ладони большой волдырь, словно кость убитого оставила на ней след, как от раскаленного железа.

* * *

Говорят, что звонари, отзванивающие отходную по человеку, погибшему по причине, оставшейся неизвестной, узнают по голосам колоколов, была ли эта смерть случайной или насильственной.

* * *

Каким бы ни было орудие убийства, оно неизбежно нанесет рану любому, кто захочет воспользоваться им для самого простого дела. Это так же, как если жнец порежется серпом, он не преминет сказать: «Этот серп, верно, хочет сообщить о себе что-то недоброе». Надо понимать это так: должно быть, этим орудием когда-то прежде был нанесен смертельный удар.

Пенн-баз мертвеца

Дезире Мингам из Тредюдера, торговец свининой, потеряв свой пенн-баз (палку с железным набалдашником) на ярмарке в Ланньоне, получил другой в подарок от своих товарищей по ремеслу из Роспеза. И вот тем же вечером, когда он возвращался ужинать на постоялый двор, эта палка, которую ему дали, как-то так неловко подвернулась между ног, что он упал головой на мостовую и так и остался лежать полуживой. Однако недели через четыре- пять он выздоровел.

Но как только он снова стал ездить по ярмаркам, пенн-баз снова начал играть с ним злые шутки. В конце концов он сказал себе, что это все не просто так, и, решив больше не пользоваться этой несчастной дубиной, он повесил ее на кожаном ремне в кухне.

Прошло время — может, месяцы, а может, годы. Однажды зимой в сильный мороз к нашему человеку пришел в гости пахарь из Армор-де-Плестена, чтобы поговорить о делах. Они раскупорили бутылку сидра, но, видя, что гость совсем закоченел, Дезире Мингам предложил ему выпить у очага, ближе к огню.

Вдруг, именно в тот момент, когда крестьянин усаживался на табуретку в углу кухни, пенн-баз, подвешенный над очагом, сорвался и упал у ног мужчины.

— Ну-ка, ну-ка, — сказал он, подбирая палку и рассматривая ее с каким-то странным выражением, — извините за любопытство, откуда у вас это орудие?

— Да это один мой приятель-торговец дал мне ее уже давно, — ответил Мингам, — и сказать вам не могу, какой она мне славный подарочек преподнесла в тот же день.

— Ну и какой же?

— Да нет таких неприятностей, каких бы этот проклятый кусок дерева мне не причинил.

И он стал рассказывать. Когда он закончил, гость спросил его:

— Ради вашего блага, скажите мне, как имя торговца, которому принадлежал этот пенн-баз?

— Да вы должны его знать, он живет в ваших краях: это Жак Бурдуллуз из Толь-ан-Эри. А почему вы это спрашиваете?

— Сейчас поймете почему... Но для начала скажите, не помните ли вы, что мой отец был найден мертвым, с разбитым черепом, на пляже Сент-Эффлама?

— Ну как же, эта история тогда наделала много шуму. Полагаю, что убийцу так и не смогли найти?

— Так же как и орудие убийства, которое, по словам судебного врача, было не чем иным, как молотком дробильщика камней или пенн-базом. А пенн- база, с которым мой отец никогда не расставался, не было рядом с телом — убийца, совершив свое преступление, унес его с собою! На этом пенн-базе были зарубки на рукояти в виде креста... Вот, смотрите!..

Человек протянул палку Дезире Мингаму: два креста были высечены на рукояти — полустертые, забитые грязью, но заметные.

— Значит, вот в чем дело, — прошептал Мингам. — Теперь я больше ничему не удивляюсь. И что вы собираетесь делать?

— Вы мне доверите палку?

— Да, конечно! Берите, храните ее. Я не хочу больше ее видеть.

О делах, как вы понимаете, больше не было и вопроса. Крестьянин поспешил уйти и направился в Плестен, где были жандармы. Тем же вечером Бурдуллуз, которому неожиданно для него предъявили орудие-обвинитель, был вынужден признать свою вину. Он кончил жизнь на галерах. Боже, будь к нему милостив!

* * *

Убитые «возвращаются» до тех пор, пока их убийца не выплатит «дань».

Есть только одно средство помешать им возвращаться: закопать вместе с ними обувь — ботинки или башмаки, которые они носили в день своей гибели.

* * *

Повешенные, как считается, осуждены навечно оставаться между небом и адом.

Нет примера, чтобы человек, повесившийся по своей воле, отправился на небо; но и нет примера, чтобы он попал в ад. И вот почему.