Рассказ. Халиф Мамун однажды говорил со своими надимами: „Я имею двух эмир-и-харас. Оба они с раннего утра до ночи только и рубят шеи, отсекают руки и ноги, бьют палицами, бросают в темницу. Люди постоянно одного из них хвалят и величают, другого же порицают; когда услышат его имя, проклинают, постоянно жалуются на него. Не знаю, что за причина этому? Кто-нибудь должен бы меня уведомить, ведь оба они одинаковы, почему же люди одного хвалят, а на другого жалуются?“ Один надим сказал: „Если дашь мне три дня свободы действий, это дело я выясню для господина“. Сказал: „Даю“. Надим отправился домой и сказал достойному слуге: „Тебе придется сделать одно дело для меня. Сейчас в городе Багдаде находятся два эмир-и-харас, один — старик, другой — пожилой. Тебе следует встать завтра на заре, отправиться в дом старика и, когда этот человек выйдет из покоев своего дома, посмотри, как он сядет, что сделает, что произойдет, — все это посмотри, запомни, приди и доложи. Послезавтра таким же образом отправишься в дом пожилого, все, что произойдет из его разговоров и поведения, заметь от начала до конца и сообщи мне“. На другой день слуга поднялся рано утром, отправился в дом старика эмир-и-хараса. Побыл некоторое время. Пришел фарраш, поставил свечу на возвышение, разослал коврик для молитвы, положил на краю коврика несколько частей из Корана и молитвы. Вышел старик, сделал несколько рикатов намаза, пришли люди, |123| он совершил общую молитву; когда он закончил чтение Корана, пришли еще люди, приветствовали. Взошло солнце. Тогда он спросил: „Не привели ни одного преступника?“ Ответили; „Привели юношу, который кого-то убил“. Спросил: „Кто-либо свидетельствует о том?“ Сказали: „Нет, сам признает“. Сказал; „Нет силы и нет могущества, кроме как у бога, высокого и великого. Приведите его, чтобы я посмотрел“. Юношу привели. Увидел его старик, спросил: „Этот?“ Ответили: „Да“. Сказал: „По внешнему виду он не походит на преступника, в нем виден свет мусульманства! невероятно, чтобы из его рук произошел грех! Полагаю, что говорят ложь, не хочу слушать ничьих слов против него. Никогда не может этот юноша быть виновным в этом деле, ибо весь его вид свидетельствует, что он — невиновен“. Юноша все это услыхал. Кто-то сказал: „Он сам сознается в своем преступлении“. Эмир-и-харас на того прикрикнул и сказал: „Напрасно ты стремишься к пролитию крови мусульманина. Этот юноша слишком разумен, чтобы произнести что-либо, могущее привести к его гибели“. Он говорил с той целью, чтобы юноша начал отпираться. Он обернулся к юноше и спросил: „Что ты скажешь?“ Юноша сказал: „По соизволению всевышнего это греховное дело пало на мои руки. За этим миром следует другой мир, в том мире я не хочу терпеть наказания всевышнего. Соверши надо мною божий приговор“. Этот эмир-и-харас притворился глухим, обернулся к людям и спросил: „Я не слышу, что он говорит. Сознается или нет?“ Ответили: „Да, сознается“. Спросил: „Эй, сынок, ты не имеешь внешности преступника. Может, кто из врагов надавил тебя на то, чтобы ты говорил этак, желая твоей гибели? Подумай хорошенько“. Ответил: „О, эмир! никто не наставлял меня. Я — преступник. Исполни надо мною приговор всевышнего“. Когда эмир-и-харас понял, что он не отступится от своего слова, что его увещевания — бесполезны, потому что тот обрек себя на убиение, спросил у юноши: „Значит так, как ты говоришь?“ „Так“. Сказал: „Я совершу над тобой приговор“. Затем, обернувшись к людям, он сказал: „Видели ли вы молодого человека столь богобоязненного, как этот? Я, по крайней мере, не видал. От него исходит свет благости, мусульманства, честности. Он приносит сознание из-за страха перед богом, преславным и всемогущим. Зная, что должен умереть, он предпочитает |124| предстать перед богом, преславным и всемогущим, чистым, умершим в вере. Между ним, гуриями и райскими жилищами — один шаг“. Затем, он сказал юноше: „Пойди, чисто омой тело, соверши два риката намаза, покайся, тогда я совершу приговор“. Юноша так и сделал. Эмир-и-харас сказал: „Вижу, что этот молодой человек пойдет в рай в этот же час“. Этакими словами он сделал смерть в сердце юноши настолько сладкой, что молодой человек принялся торопиться, чтобы его убили как можно скорее. Эмир-и-харас приказал затем, чтобы его осторожно раздели, завязали ему глаза, а сам продолжал разговаривать с ним таким образом. Пришел палач с мечем, блестящим как капля воды, встал над головой молодого человека так, что тот не заметил. Эмир-и-харас сделал глазами знак. Палач быстро взмахнул мечом и отрубил голову юноше с одного взмаха. Затем он отправил в темницу несколько человек схваченных за всякого рода проступки, чтобы впоследствии правильно поступить с ними, встал и удалился в покои. Слуга пришел к надиму и пересказал все, что видал. На другой день он встал и направился в дом другого эмир-и-хараса. Пришли люди и сбиры. Дом наполнился. Когда взошло солнце, эмир-и-харас вышел из дома, открыл прием, нахмурился. Перед ним встали сбиры. Через некоторое время он спросил: „Привели ли кого?“ Ответил: „Привели двух-трех пьяных молодых людей“. Приказал: „Введите“. Привели. Поглядел на них, сказал: „Уже давно я разыскиваю этого проклятого смутьяна, равного которому нет во всем Багдаде. Ему следует отрубить голову, так как он не знает другого дела, как сбивать с пути детей. Не проходит ни одного дня, чтобы ко мне не пришло жаловаться на него с десяток человек. Вот уже давно я разыскиваю его“. И столько он наговорил, что этот молодой человек захотел, чтобы ему порубили шею, дабы освободиться от его оскорблений. Затем эмир-и-харас приказал принести арапник, сказав: „Разложите, сядьте на его голову и ноги, всыпьте сорок арапников“. Наказав его, они хотели отвести его в темницу. Пришли |125| свыше пятидесяти почтенных хозяев, свидетельствовали о добропорядочности и воздержанности того молодого человека, ходатайствовали, чтобы он освободил его, предлагали также подношения. Эмир-и-харас не согласился и отправил молодого человека в темницу. Хозяева удалились с опечаленным сердцем, проклиная его. Он же встал и ушел в свои покои. Слуга возвратился и рассказал надиму все, что произошло. На третий день надим отправился к Мамуну и передал ему, что слышал о свойствах и образе действий обоих эмир-и-харас. Повелитель правоверных Мамун изумился, призвал милость божью на старика, послал проклятия на ту собаку и сказал: „Да будет он проклят! если он так безрассудно поступил с благородным человеком, что же он сделает, если ему попадется кровник?“. Он распорядился отставить его от должности эмир-и-харас, вывести из темницы того молодого человека, а