– А чем вам Настя плоха? – пробормотала Мурка, но… без должного энтузиазма. Она с ужасом сознавала, что после всего – после похищения, которое им с Кисонькой удалось предотвратить, после софита, беготни по мосткам, расследования, и даже последней Настиной выходки с молотком, после этого бесконечного дня, который казался ей длиной в целую, отдельную жизнь… ей Настя тоже… не так чтоб очень. То есть не то чтоб совсем не нравится, а…

Настя наверняка все делала правильно. Правильно ступала, правильно прыгала, правильно входила в поддержку и правильно выходила из нее. Она все знала и умела. Она танцевала заколдованную принцессу лебедей безупречно, как… отличницы-зубрилки сдают экзамен по физике. Дима разлетался к ней принцем – нежным, страстным, влюбленным, слегка растерянным от случившегося с ним чуда. Коршун-чародей нависал воплощением злобы и ненависти, нелепой бессмысленной ревности, когда если плохо тебе, обязательно надо сделать еще хуже другому… а Настя – сдавала экзамен. Экзамен по грации, экзамен по нежности, экзамен по любви. Правильно и… скучно.

– Это… это, наверное, потому, что мы не из зала смотрим, а из кулис, – пробормотала Мурка, и сама себе не поверила, вспоминая жиденькие аплодисменты, вспыхнувшие и тут же угасшие, когда Настя кланялась.

– Может, просто перенервничала – денек сегодня был ничего себе! – явно стараясь просто поддержать Мурку, предположил Вадька.

– Ага, молотками в живых людей перекидалась, устала очень! – злобно отреагировал Сева.

– Ну ведь не убила же она твою Ритку! – старательно не глядя на него, пробормотала Катька.

– А я не знаю! – дрогнувшим голосом ответил Сева. – Ее перевязывать уволокли, меня не пустили, так что еще неизвестно, вдруг и убила!

– Вот было бы здорово! – зарываясь лицом в перья Евлампия Харлампиевича, тихо-тихо выдохнула Катька.

– Ваша Настя не то чтобы плоха… – специально для Мурки пояснил агент. – Она именно что – НЕ плоха! Только после Матвейчук этого категорически недостаточно! Честно говоря, я даже не знаю, как ее примут здесь, в городе. – Агент покачал головой.

– Она научится, – беспомощно пробормотал балетмейстер. – Это ведь ее первый большой выход. Все придет. Со временем.

– Так, может, и в Англию вы тоже поедете – со временем? – безжалостно поинтересовался агент. – И это ведь еще только первый акт, где она Одетта! – Он ткнул пальцем в сцену, где задник с изображением туманного ночного озера уже взвился вверх, сменяясь декорациями королевского замка. Сквозь опущенный занавес слышалось треньканье третьего звонка и сдержанный гул зрительного зала. – А как она Одиллию во втором акте станет танцевать? – Оркестр грянул увертюру, и занавес пополз в сторону, открывая сцену королевского бала. – Одиллия – это же воплощенная страсть! А ваша школярка так и будет – ножку вверх, ножку вниз? Не танец, а экзерсисы у балетного станка!

«Бедный Дима!» – подумала Кисонька, глядя, как прекрасный принц равнодушно отвергает явившихся на бал красавиц и отчаянно высматривает ту единственную, неповторимую, любимую…

Только вот в Настином исполнении его белокрылая красотка выходила слегка… дохловатой. Не лебедь – а курица из супермаркета.

– Одиллия… Настя, на сцену! – в это время негромко проговорила помреж Милочка – и девчонка в черной с серебром пачке и с украшенной черными перьями прической промелькнула мимо. Точно сверкнула черная молния.

– О, поскакала… Понеслась… – неодобрительно глядя ей вслед проворчал агент. – О… О! – Тон его вдруг изменился. – Нет, ты глянь! Понеслась, ей-богу, понеслась!

В подсвеченном софитами неверном полумраке закулисья его лицо странно изменилось – на нем появилось недоверие, потом изумление, потом…

Дальше ребята не смотрели – теперь они глядели только на сцену, где в яростном и даже грозном танце летела Одиллия, черный лебедь!

Она была… невероятна! Эта прекрасная девушка, точно вихрь ворвавшаяся на чинный королевский бал. Дерзкая и отчаянная, до ужаса самоуверенная, неотразимая и отлично знающая о своей неотразимости! Она побеждала всех женщин – безжалостно превосходя их по всем статьям, заставляя чувствовать свою ущербность рядом с ее живой и страстной красой! Она покоряла всех мужчин, немного презирая за то, что они так легко сдаются ее чарам и в то же время жалея: ну а что им, несчастным, еще остается, когда она – здесь? И никого не удивляло, что принц забыл ради нее все, мгновенно потерял голову, наоборот, удивительно, как он мог отказаться от этой темной прелести, променять ее на печальную белую тень над озером. Наверное, просто испугался. Наверное, такая девушка даже для него оказалась – слишком. Слабак. Дурак. Проваливай и жалей всю жизнь!

– Да это же… Это не Настя! – приходя в себя от потрясения, вдруг пробормотал Сева. – Это… Это Ритка! – тыча пальцем в девчонку в черной пачке, выпалил он, и на губах его появилась восторженная и совершенно дурацкая улыбка. – Я же говорил вам, что она – красивая!

– Вот это и есть наша солистка, которая вместо Матвейчук, – со скрытым торжеством выпалила Зоя Павловна. – А та, предыдущая, пойдет во второй состав.

– Мы просто хотели показать сразу все новые силы нашей труппы, – влез Александр Арнольдович.

– А что? – пробормотал агент, не отрывая глаз от Ритки, которая, как циркуль, на одной ножке крутила фуэте. – С такой солисткой… А другая – если во втором составе – так и ничего… Думаю, с Англией у нас все сладится! – наконец уверенно кивнул он. – Хотя на вашем месте, Александр Арнольдович, я бы все-таки про гусей подумал! Очень-очень серьезно подумал, особенно перед Англией – там обожают домашних животных!

Балетмейстер тихо застонал.

– Ты чего тут шастаешь, тебе сейчас на сцену! – торопливо отворачиваясь от агента, накинулся на мечущегося за кулисами Кумарчика в гриме коршуна-чародея.

– Я механика ищу! Не знаете, где механик? – выпалил тот. – Там Настя… в туалете! И никак выйти не может!

– Этот… желудок? – с трудом вспомнив, как такое дело называется на приличном взрослом языке, ехидно осведомился Сева.

– Дверь! – выпалил в ответ Кумарчик. – Ее Ритка заперла!

Севка схватился за живот – и согнулся пополам от хохота.

– Да, вот такая она – наша Ритка, – сказала Зоя Павловна, неслышно возникая у ребят за спиной.

На сцене Ритка торжествующе взлетела на плече принца – и зал взорвался аплодисментами. В устремленном на нее взгляде Зои Павловны было столько всего намешано: и восхищение, и гордость, и раздражение, желание обнять Ритку и ничуть не меньшее – прибить ее на месте.

– Способна запереть подружку в туалете – и выйти на сцену с разбитой головой! – задумчиво продолжала она.

Только сейчас сыщики «Белого гуся» поняли, что черная повязка на голове Ритки на самом деле бинт – грубо выкрашенный черной краской!

– Лентяйка. Хамка. В общем-то, дура, – критически сказала Зоя Павловна.

Сева протестующее дернулся, Катька наоборот, яростно закивала – да-да-да! Но Зоя Павловна не обратила внимания ни на одного, ни на вторую.