«И то правда, – подумал я. – Женщинам на военном корабле не место. К несчастью это».

– А что мне делать с этим? – Я держал кусок провода, все еще опасаясь быть ударенным с ног до головы. Или ушибленным. Инстинкт самосохранения вроде.

– Намотай вокруг пальца. Я, когда меня жена из дому выгоняла, тоже так сделал, вырвал у нее клок волос и намотал вокруг пальца. Вроде на память.

– А где она теперь, твоя жена?

– Не скажу, все равно не поверишь. Ладно, мне дальше работать надо. А ты иди домой, а то, чего доброго, в милицию заберут. Ну, чего стоишь?

– А ты?

– А что я? Я уже человек конченый – наркоман! Была бы моя воля, я бы Останкинскую башню подпалил. Телевизионную. Вот зрелище было бы. Чудо-картинка! На войне как на войне. Ком а ля гер по-граждански. Останкинская – самый настоящий шприц с героином. Уже доказано, как она влияет на мирное население. У тех, кто сидит на этих волнах, – повышенная нервозность и склонность к самоубийствам. У оторванных от телевизора все признаки наркотической ломки: депрессия, скука, плохой сон и страх перед будущим. Я тебе дело говорю.

Вернувшись домой с закрученными мозгами и с накрученным на безымянный палец куском провода, я этим же пальцем набрал ноль-девять. Почувствовал ответственность перед друзьями.

– Оператор семь-семь-семь слушает вас, – раздался голос почти сразу. Ночью ждать долго не приходится, – оператор семь-семь-семь слушает вас.

– Скажите, пожалуйста, где в нашем городе я могу найти чистых?

Я слышал, как оператор задает данные в поисковую систему.

– Алло, чистых в наших данных нет.

– Что, вообще чистых нет?

– Вообще нет.

Я подумал об Афродите. Говорят, она родилась из морской пены. А может быть, она родилась из телевизора. Бывает, нажмешь кнопку, и на экран выплывает прекрасная незнакомка. Богиня.

Может, древним был известен телевизор, в Атлантиде например. Или само море обладает ретрансляционными возможностями. И Афродита действительно вышла из морской пены.

По залу, завернутый в полотенце с кленовым листом, прошлепал Рауль. Нет, не Рауль – Аполлон.

Было слышно, как вспотели ступни его ног.

– Душно что-то, – сказал он.

– А ты никогда не задумывался над тем, что Александра…

– Что Александра?

– Нет, ничего. – Рауль в отличие от Жана был сама деликатность. Допросов не устраивал. – Просто я подумал, может, Александра показала свою грудь не на Олимпиаде, а на сборище шизофреников. Показала грудь, как показывают язык.

Согласно переписи населения в Перасте проживало 349 жителей: 146 черногорцев, 101 серб, 29 хорватов, 10 югославов, 3 боснийца, 2 македонца, 1 саджак, несколько десятков албанцев, цыган и русских и Эфлисон. Но самая большая опасность для всех перастцев исходила от Эфлисона.

Если делать что-то плохое, то делать это надо хорошо. Утром Эфлисон позвонил в полицейский участок и узнал, что арестованных накануне контрабандистов человеческими органами выпустили под залог и подписку о невыезде. Ничего не поделаешь. Слишком большие люди. Особенно доктор из Италии.

Стали прощаться с таверной, пока ее еще не сожгли. Петр вынес лучшие закуски, вино «Лозавицу» и ликер из полыни «Пелинковац». Последний был мягче, чем абсент, и таял во рту. На закуску всевозможные колбаски – чевапчичи, ражничьи, вешалицы. Скрученные колбаски напомнили человеческие кишки.

– Больше я ничего для вас сделать не могу. И про Большую Женщину я больше ничего не знаю. Даже не спрашивайте, она мне и так уже поднасолила!

– Ты не не знаешь, а недоговариваешь! – возмутился Петр.

– Тогда давай пойдем к морю и спросим у рыбаков, – предложил Эфлисон, – в таких делах они больше разбираются.

– К морю, – сказал Петр, вставая из-за стола и пытаясь перекинуть ногу через стол, а заодно и через склонившуюся над салатом голову своего друга Порошкански.

– К морю, – повторил, оторвавшись от салата из морской капусты, Порошкански.

– Подождите, – завопил Эфлисон, – здесь еще на дне кувшина осталось! Боснийский «вранец» лучше черногорского. А у меня только самое лучшее.

– Да ты что?! Мы больше не можем, в нас больше и капли не влезет!

– Тогда к морю, – согласился Эфлисон. – Но, чур, уж если рыбаки чего не знают о Большой Женщине, то мне и подавно этого не знать, – пытался требовать гарантий Эфлисон.

– Ничего не знаю, – возражал Петр, – все к морю!

Закрывая дверь, Эф наглаживал стены своего кафана, словно спину старого корефана, которого провожал на войну. Будь Эфлисон чуть побольше, наверняка бы стиснул свою таверну в крепких объятиях.

Петр не мог на это спокойно смотреть и повернулся лицом к рыдающему морю. В этом был большой риск – после обильной закуски выйти на чересчур крутые улочки приморского городка Пераст и посмотреть на море, словно через подзорную трубу или бинокль. Двузрок по-черногорски.

«Хорошо, что улочки Пераста узкие и сюда не проникает солнце», – подумал Петр. Утомившись стоять, он присел на корточки и увидел жирную-прежирную улитку. Она ползла вертикально по большому зеленому листу и вдруг не удержалась, сорвалась и упала на спину рядом с жуком «Жоржиком». От испуга спряталась в свой домик.

Петр перевернул улитку, она вылезла и, шатаясь, поползла дальше по своим улиточным делам, больше не обращая внимания на жука. Важная донельзя. Видимо, лист оказался горьким.

Местные говорят, несколько раз в год под воздействием луны океан то отходит в море, то возвращается назад. При отливе-приливе высвобождается огромная сексуальная энергия. А главное, вдоль всего побережья устрицы и улитки, до которых охоча Большая Женщина.

С высоты гор Которская бухта поражала воображение. Острова Госпа от Шкорпьела и Святого Георгия – словно подложенные великанам камни, чтобы ходить на тот берег, не делая крюка вокруг самого южного фьорда Европы. По преданию, в Перасте некогда жили настоящие пираты. Первый остров возник из кладбища потопленных кораблей. Второй якобы появился сам по себе.

– Посмотрите наверх, – продолжал экскурсию Эфлисон, – видите: там, на высокой горе Пяти стихий, замок? Это дом человека года – Душко Вуйошевича. Тренера «Партизана» и ЦСКА (Центрального спортивного клуба армии), что бился на равных с Орландо и обыграл «Кливленд». В Черногрии вообще живут самые большие люди мира. Все как один баскетболисты.

И правда. Горы Монтенегро, словно чернокожие великаны, норовили заколотить мяч солнца в корзину из сетки перистых облаков. Теснились, толкались локтями в трехсекундной зоне. Темная кожа лоснилась, белоснежные улыбки вершин сверкали.