Петр раньше никогда не задумывался над тем, что зонты бывают для разных целей. И что женщины тоже раздеваются для разных целей. Он взял стакан и перевернул его, зажав декоративный зонтик между пальцами. Теперь все стало на свои места, кроме одного. Оказывается, люди заказывают апельсиновый сок не только для того, чтобы пить.

– Слушай, а это правда, что вы, «Стамбульские сладости», мафия, агенты ЦРУ?

– Мафия? Да нет, мы корпорация, глобальная корпорация.

– Значит, все-таки ЦРУ.

– Нет, не ЦРУ, это нашего прадеда.

– Мехмеда Тюхтинга, что ли?

– Я гляжу, вы все уже знаете, эфенди.

– Я ничего не знаю, я только хочу узнать.

– Давным-давно, – начал пожилой молодец, – наступили такие времена, когда туркам нечего стало есть. Наш прадед как раз приехал с Крита поступать в Стамбульский университет. Но какая тут учеба, когда не знаешь, как себя прокормить. И тогда прадед решил накормить своих сограждан солодкой. Понимаешь? – Турок вопросительно посмотрел на Петра.

– Да, понимаю, селедкой – рыбой.

– Нет, не рыбой, а солодкой, это такое… – турок пощелкал пальцами.

– Крабы?

– Нет, это не из моря, не рыба. Не соленое, а сладкое. Это такое дерево.

– Дерево?

– Да, такое рожковое дерево. Сладкие такие стручки. Их раньше только коровы, скотина ела. Человек не может. Зубы себе сломает о твердые зерна.

– И что, так он и создал свою сеть «Стамбульских сладостей»?

– Да, он стал выращивать специальный сорт. Собирал еще несозревшие стручки и так спас многих людей от смерти. Спас Турцию от голода. Мехмед Тюхтинг стал национальным героем, а заодно и разбогател. Он молодец! Мы все им гордимся.

В это время обнаженная леди вышла на кромку неба и раскинула руки. Петр невольно залюбовался ее большими бедрами. Почему она себя так странно ведет, подумал Петр, может, в свое время объелась солодки из «Стамбульских сладостей»?

– Не надо смотреть, – сказал турок, – нехорошо так смотреть. Это против воли Бога.

– А что по воле Бога?

– Кушать, пить чай, с женой разговаривать.

– А вы, – в решающий момент Петр стал мистером Большое Ухо, – не знаете, не видели никогда: на побережье Большая Женщина не появлялась?

– А-а, Большая Женщина… – Турок многозначительно улыбнулся.

– Что, неужели была?

– Вы лучше у Эфлисона спросите…

– Почему у Эфлисона?

– Не знаю. – Турок пожал плечами, изобразив на лице что-то вроде многозначительной отстраненности. – Говорят, что отец Эфлисона и ее отец Элефант… как бы это сказать… дружили, что ли. Потом они вместе эмигрировали в Америку.

– Да! – Петр посмотрел в сторону, куда ушли Эфлисон и Давид. – Вот, бля, слоненок.

– Говорят даже, что они того… – Пожилой молодец высунул язык и помахал им как флажком. Потом покраснел…

После одной из ночей, полной бесед и чая, мы с Раулем отправились домой к Марине, той девушке, которую выгнали из-за нас с работы.

Листва все еще была буйно-зеленой, весенней. Но много листьев валялось на асфальте, будто уже осень. Странное зрелище. Чтобы ярко-зеленые листья летом покрывали землю… Наверно, ночью прошел сильный дождь или град.

– Здравствуйте.

– Это опять вы?

– Как дела? – какой глупый вопрос.

– Вы зачем здесь?

– Знаете, сегодня ночью прошел сильный дождь, и весь асфальт усыпан зелеными листочками. – Я достал несколько стодолларовых купюр из грудного кармана.

– Я не беру подачек.

– А это не вам, это вашему ребенку.

Девушка колебалась.

– И не от меня, а от моих друзей-иностранцев. Я бы сам столько не заработал, а им это ничего не стоит.

Девушка продолжала колебаться, как листва во время сильного дождя, дождя (с) перед градом.

– Можно хотя бы посмотреть на девочку?

– Зачем?

– Просто так. Люблю детей.

Мы прошли в квартиру. Большие комнаты, не то что у меня. В центре гостиной на полу белокурая девочка играла с плюшевым слоненком.

Я сел в кресло. Рауль на пол.

– Ну, что? Посмотрели?

– А чем она больна?

– Эндопрезом. И туберкулезом костей.

Откуда они берут такие слова для маленькой девочки? Другое дело, свинка или ветрянка.

– Какой милый ребенок и какое странное слово!

– Здравствуй.

– Здравсквуйке.

– Тебя как зовут?

– Кака. – Девочка не выговаривала букву «т».

– Как бразильского футболиста, получившего золотой мяч, – закатил мечтательно глаза за веки Рауль.

– А меня дядя Ленар.

– Это когда какаются в штанишки, – разъяснила мать суть болезни, – что, теперь вы хотите продолжать?!

– Что продолжать?

– Продолжать дальше любоваться моим милым ребенком, который какается в штанишки…

Мне стало жутковато:

– А почему бы и нет?

– Когда она родилась, – рассказывала мать за чашкой чая, – у нее были смещены шейные позвонки, но врачи не сразу заметили, то есть вообще не заметили. Большие проблемы с маленьким позвоночником.

– …

– К четырем годам я забила тревогу. Доктор предположил, что у дочки рак крови, и настоял на том, чтобы сделать пункцию и взять анализ спинного мозга. Просто шок…

Видимо, Марине нужно было выговориться.

– И еще проблемы с почками. Требуется пересадка. Очень дорогостоящая операция. Я взяла кредит в банке. Дали только в рублях. Я договорилась с одной итальянской клиникой. Там обещали недорого подыскать подходящую почку. Но тут рубль рухнул и доллар подскочил вдвое. Теперь я ежемесячно должна выплачивать не семь, а тринадцать тысяч. Почти в два раза больше.

Растущий, как на дрожжах, курс просто сжирал Марину заживо, выедал изнутри, словно бактерии. Кожа пожелтела, под глазами появились мешки-пузыри. А с ними и проценты черных кругов.

– Но главное, тех денег, что я взяла на операцию, уже не хватает! Надо брать еще один кредит. А кто мне, безработной, даст? Я уже всю мебель продала соседям. Сами видите, остались только старый диван и сломанное кресло.

Только сейчас я понял, что в квартире просторно из-за отсутствия мебели. Невыплаченный кредит, будто невидимый зверь в пучине моря, тянет щупальца ко всему, что есть у бедной женщины Марины живого и стоящего.