– Нет.

Он преодолевает оставшееся между нами расстояние и останавливается в паре дюймов от моего лица. Выражение его лица искажается от ярости, он вопит:

– Садись в карету!

Я сжимаю челюсти.

– Нет!

В этот момент отец внезапно отшатывается, и рядом со мной возникает Эллиот, схвативший моего отца за плечо. Голос короля звучит низко, угрожающе:

– Пристаешь к моей домоправительнице?

Отец грубо вырывается из хватки Эллиота, и, когда он поправляет пиджак, его лицо багровеет. Он обращает внимание на заостренные уши короля, и его губы растягиваются в усмешке:

– Кем ты себя возомнил, раз посмел поднять на меня руку, грязный фейри?

Эллиот делает медленный, вальяжный шаг, в плечах заметно напряжение, когда он смотрит на моего отца сверху вниз.

– Грязный фейри, который платит тебе жалованье, человек.

Под яростным взглядом короля отец выпячивает грудь, не желая терять позиции. Но через мгновение его щеки бледнеют, а глаза расширяются.

– Кто ты такой?

Эллиот цедит слова сквозь зубы:

– На этот раз я прощу тебя за то, что ты не знаешь своего короля в лицо, но лишь потому, что я прибыл сюда не за известностью. Более того, если о моем присутствии прознают, я пойму, кого стоит наказать. Я король и имею право жить там, где мне заблагорассудится, проявлять осмотрительность, когда мне заблагорассудится, и нанимать тех, кого я посчитаю нужным, в том числе и вашу дочь. Есть вопросы?

Отец, делая шаг в сторону, будто съеживается. Его голос дрожит:

– Ваше Величество…

– Пока общественность не знает о моем присутствии, обращайся ко мне «мистер Рочестер».

– Мистер Рочестер, – торопливо говорит отец, – могу я спросить, каковы ваши намерения в отношении моей дочери?

– Что у тебя, черт возьми, на уме?! – Эллиот упирает руки в бока. – Я собираюсь платить ей за исполнение обязанностей управляющего домом. Если ты предполагаешь…

Отец поднимает руки в защитном жесте и отступает на несколько шагов назад.

– Нет, Ваше Вы… мистер Рочестер. Нет. Я не имел в виду ничего такого.

Из груди Эллиота вырывается низкое рычание.

– Немедленно убирайся с моей территории.

Отец кивает и начинается разворачиваться, однако в полуобороте несколько напряженных мгновений смотрит мне в глаза. Затем, мотнув головой на прощание, топает по дорожке к своей карете.

Эллиот глядит на меня, обнажив зубы в горькой усмешке.

– Неудивительно, почему ты желаешь освободиться от этого неприятного человека.

Впервые посмотрев ему в лицо с момента, как он пришел мне на помощь, я лишаюсь дара речи. Пока я набиралась смелости перед встречей с отцом, королю успели укоротить бороду почти до линии подбородка, а гриву волос подвязали кожаным ремешком. Пускай преобразование еще не завершено – при внимательном изучении заметно, что стрижку бороды в лучшем случае можно назвать бессистемной, – я обнаруживаю приличную челюсть. Выходит, я не ошиблась. Судя по тому, что вырисовывается под колосящейся бородой, должна признать, что линия подбородка у него впечатляющая. Более чем.

– Не смотрите на меня так, мисс Бельфлёр, – говорит он. – Где ваши манеры? Пялиться неприлично.

Я прекращаю таращиться на его челюсть и замечаю в его глазах задор. И несколько раз моргаю, чтобы стряхнуть с себя оцепенение. Да что со мной такое? Вероятно, стычка с отцом подействовала на меня сильнее, чем я считала.

– Эллиот Рочестер. – Я ухмыляюсь. – Мне… послышалось, или вы пошутили?

– Что вы, вам почудилось. Я умею только задумчиво смотреть в пространство. – Он растягивает губы в хитрой ухмылке. Она отличается от той улыбки, что я заметила вчера у камина, но и она не противна глазу.

– Джемма, – раздается голос с конца подъездной аллеи, где отец оставил карету. Нина.

Король грозно делает шаг вперед и уже готов разразиться очередной тирадой, но я кладу руку ему на грудь, стараясь успокоить. Он зыркает на мою ладонь, и я тут же ее отдергиваю, чувствуя, как заливаюсь краской. И пытаюсь стереть мысленную заметку о твердых мышцах, что ощутила под жилетом из парчи.

– Все в порядке, – говорю я. – Я поговорю с ней.

Эллиот кивает, бросает на мою сестру предупреждающий взгляд и направляется обратно в поместье. Не решаясь подойти к отцовской карете слишком близко, подзываю Нину к себе. Она останавливается передо мной, и я вижу, что ее глаза покраснели и блестят от слез.

– Письмо, Джемма? Ты хоть собиралась нормально попрощаться?

Сердце сжимается, а в горле встает ком.

– Я должна была воспользоваться шансом, Нина. Ты же знаешь, я не могла вернуться домой, устроившись на работу. Не в случае, когда получила хорошее предложение.

– Это не оправдание, – говорит она. – Я понимаю, почему ты не говорила отцу, но… ты могла вернуться, чтобы повидаться со мной.

– Я хотела, – сообщаю ей, и это правда. Я бы навестила ее после заверения, что отца нет дома. Когда-нибудь. – Мне… нужна была пара дней.

Нижняя губа сестры дрожит, и она так похожа на маму, что у меня перехватывает дыхание. Я почти не видела маму плачущей, но тех нескольких раз хватило, чтобы я обнаружила необыкновенное сходство.

– Я не готова потерять тебя, Джемма.

Смаргивая слезы, я прижимаю сестру к груди. Она одной рукой обнимает меня за талию.

– Ты меня не потеряла.

– Это пока, – выдавливает она сквозь рыдания. – Я уже лишилась мамы и Марни. Скоро выйду замуж за Джеймса, и тогда… и что тогда, Джем?

В горле снова встает ком, и на этот раз он причиняет больше боли, потому что несет в себе тайну, которой я не осмеливаюсь поделиться – что я планирую покинуть Фейривэй и вернуться на Изолу. Поэтому даю ей единственный имеющийся у меня честный, уместный ответ:

– Не знаю, Нина. Правда не знаю.

Как только наши слезы подсыхают, нам удается высвободиться из объятий друг друга. И только сейчас я понимаю, почему сестра не обнимает меня двумя руками; она к бедру прижимает книгу. Шмыгнув носом, Нина протягивает ее мне.

– Решила, ты захочешь что-нибудь почитать.

Я осторожно беру книгу в руки и ласкаю корешок в тканевом переплете, как изгибы любовника. Читаю название, и губы растягиваются в улыбке. «Гувернантка и граф».

Сестра выпрямляет спину, возвращает самообладание и скрещивает руки на талии.

– Если хочешь получить остальные, придется навестить меня.

– Держишь мои книги в заложниках? – Я хохочу, а затем нежно сжимаю ее руку. – Спасибо.

Она кивает мне с грустной улыбкой и возвращается к карете отца. Не двигаясь с места, я наблюдаю за тем, как лошади уносят черную карету, и даже после отбытия семьи продолжаю глядеть вдаль. Лишь тогда на сердце становится легче, и я