— Для забоя это аролата.

— Аролата? — кивнул Мыш.

— Здесь на них охотимся мы. На аквалата у Черного дальше стола охотятся.

— А.

— Но, Мыш, тут что ты делаешь? — Они шли сквозь звеньевой перезвон. — Останешься в сетях пока? С нами поработаешь? Я команду, где новый знаю нужен человек…

— У меня отпуск на время стоянки корабля. «Птица Рух», капитана фон Рэя.

— Фон Рэя? С Плеяд корабль?

— Именно.

Лео приспустил крюковую подвеску из-под высоких стропил и стал развешивать сеть.

— Что в Драконе делает он?

— Капитану надо в Алкан-Институт, получить техническую информацию.

Лео дернул за барабанную цепь; крюки, громыхая, поднялись на десять футов. Принялся за следующий слой.

— Фон Рэй, да. Хороший, верно, корабль. Когда я в Дракон впервые прибыл… — натянул черные звенья на новый крюк, — никто из Плеяд не ходил еще в Дракон. Кто-то, может, один или двое. Одинок я был. — Звенья вставали на место со щелчком. Лео доразмотал цепь. Верхний край сети вознесся в свет высоких окон. — Теперь много из Федерации встречаю я людей. Десять на этом работают берегу. И корабли взад все время летают вперед. — Он грустно покачал головой.

Из рабочей зоны воззвали:

— Эй, где врач? — Женский голос разнесся по паутинам эхом. — Алекс ждет уже пять минут.

Лео звякал тенетами, проверял на прочность. Оба глянули на дверь.

— Не беспокойся! Придет! — завопил Лео. Поймал плечо Мыша. — Со мной айда!

Они двинулись через сетевые занавеси. Другие наездники все крюковали.

— Эй, играть-то будешь?

Глянули вверх.

Наездник спустился по цепям до половины, спрыгнул на пол.

— Хочу посмотреть.

— Сыграет, а то! — воскликнул Лео.

— Знаешь, вообще, я… — начал Мыш. Увидеться с Лео здорово, но все-таки он бродил и думал…

— Отлично! Лео-то лишь о тебе и твердил.

Они пошли сквозь паутины дальше, рядом возникали другие наездники.

Алекс сидел у лестницы на смотровую галерею. Держался за плечо, прислонив голову к балясинам. Время от времени всасывал небритые щеки.

— Слышь, — сказал Мыш Лео, — может, пойдем куда-нибудь выпьем? Ну, поговорим чуток. Я сыграю тебе перед уходом…

— Сейчас сыграешь ты! — стоял на своем Лео. — Поговорим потом.

Алекс открыл глаза.

— Ты про этого парня… — скривился, — нам рассказывал, Лео?

— Видишь, Мыш. За десять лет репутацию уже и обрел ты. — Лео притянул перевернутый бочонок из-под смазки, тот задребезжал о цемент. — Давай садись.

— Лео, слушай… — Мыш перешел на греческий. — Я не в настроении. Твоему другу плохо, он не хочет, чтоб его тревожили…

— Малакас![4] — сказал Алекс и сплюнул кровавую пену меж изодранных колен. — Сыграй чего-нибудь. От боли отвлечешь. Где этот хренов эскулап?

— Что-нибудь Алексу сыграй.

— Просто… — Мыш глянул на раненого наездника, на других мужчин и женщин вдоль стены.

На лице Алекса — усмешка пополам с болью:

— Мыш, покажи класс.

Он не хотел играть.

— Ладно.

Вынул сирингу из сумки, нырнул головой в ремень.

— Врач может прибыть в самый разгар, — сообщил между прочим.

— Надеюсь, скорее, — промычал Алекс. — Рука, я знаю, точно сломана. Ногу не чую, внутри кровит… — Вновь отхаркнул красное. — Через два часа опять на охоту. Быстрее б залатали. Не поохочусь — засужу. Даром я платил эту гадскую страховку?

— Соберут тебя как миленького, — заверил какой-то наездник. — Чтоб лажанулись с полисом — такого не бывало. Хорош ныть, дай парень сыграет… — Он оборвал себя: Мыш уже начал.

Свет тыкался в стекло, обращая его в медь. Вогнутый фасад Алкана образовывали тысячи тысяч круглых окон.

Кейтин брел по дорожке вдоль реки, что огибала музейный сад. Речушка — та же тяжкая мгла, что делала полярный Ворпис океаном, — дымилась у берега. И утекала под арку в пылающей стене.

Капитан шагал чуть впереди — их тени на глянцевых камнях стали одной длины. Меж фонтанов приподнятый помост то и дело привносил очередную платформу с гостями, сотнями за раз. Однако те вмиг рассеивались по пестрым дорожкам, вившимся среди нализавшихся кварца каменюк. На бронзовом цилиндре в фокусе отражающих стекол в паре сотен ярдов перед музеем, оживляя мраморной безрукой красотой пунцовое утро, замерла Венера Милосская.

Линкей скосил розовые глаза и отвернулся от сияния. Идас подле него глядел назад и вперед, вверх и вниз.

Тййи, рука в руке Себастьяна, тащилась за ним, волосы развевались в темпе биения зверя на мерцающем плече.

И вот свет, думал Кейтин, когда они шли под аркой в линзоподобный холл, голубеет. Верно: нет луны, чья естественная атмосфера порождала бы столь драматическое преломление. И все-таки я скучаю по лунному одиночеству. Эта клевая конструкция из пластика, металла и камня была когда-то самым большим зданием, возведенным человеком. Как же далеко мы ушли от двадцать седьмого века. Сколько зданий в галактике сегодня больше этого — десяток? Два десятка? Ученым-бунтарям здесь явно не по себе: конфликт между овеществленной вот этак традицией и абсурдом ее устаревшей архитектуры. В гробнице человеческой истории и гнездится Циана Морган. Логично: белый канюк, нахохлившись, сидит на костях.

С потолка свешивался восьмиугольный экран для объявлений. Сейчас там разыгрывалась серийная свет-фантазия.

— Соедините, пожалуйста, с номером семьсот тридцать девять-Е-шесть, — попросил капитан фон Рэй девочку за инфостолом.

Та воздела руку, потыкала в кнопки подключенного к запястью комфончика.

— Конечно.

— Алло, Банни? — сказал Лорк.

— Лорк фон Рэй! — воскликнула девочка за столом не своим голосом. — Вы повидать Циану?

— Точно, Банни. Если она не занята, я бы с ней поговорил.

— Секунду, спрошу.

Банни, где бы Банни ни была в этом огромном улье, ушла из девочки, и та успела удивленно взметнуть брови.

— Вы пришли повидать Циану Морган? — сказала она своим голосом.

— Точно. — Лорк улыбнулся.

Тут Банни вернулась:

— Лорк, все отлично. Она встретится с вами в Юго-Западной, двенадцать. Там поменьше народу.

Лорк обернулся к команде:

— Не хотите побродить пока по музею? Я добуду желаемое через час.