Видимо, Сандра все-таки заметила, как она смотрела на Мэтта.

— В отличие от некоторых у меня есть принципы, — отрезала Карли, поднимая кружку.

Через несколько минут островок из одеял был разобран, они попрощались с соседями, вдвоем взялись за холодильник и пошли к стоявшей у банка своей новой машине — подержанному «Универсалу» девяносто восьмого года, который Карли купила за три тысячи долларов, вернув взятый напрокат «Ю-Хол».

— Ой, Карли!

— Что? — вздрогнула Карли. Они ковыляли по забитому людьми тротуару и в данный момент проходили мимо полицейского участка. Сандра окликнула подругу как раз тогда, когда та заглянула в окно, но ничего не увидела, потому что жалюзи были опущены.

— Я хочу пи-пи.

Карли посмотрела на Сандру, замедлила шаг и широко раскрыла глаза. Первый раз в жизни обстоятельства были за нее.

— Нет, до дома я не дотерплю, — взмолилась Сандра, неправильно истолковав выражение лица подруги.

— А разве я сказала, что ты должна терпеть? — Карли была готова обнять Сандру. — Конечно, не должна. Но я, кажется, знаю, где здесь туалет.

— Где? — заинтригованная Сандра начала оглядываться по сторонам. Тем временем Карли прорвалась через толпу, как регбист, и устремилась к ближайшей двери.

Было заметно, что кто-то изо всех сил пытался сделать это одноэтажное кирпичное здание более привлекательным. Большое окно и два зарешеченных окошка по обе стороны серой металлической двери были украшены ящиками с цветами. Красные петунии, розовые настурции и вьющиеся растения, теснившиеся в ящиках, что-то добавляли неказистому строению, но Карли сомневалась, что может внятно сформулировать, что именно. В тусклом желтом свете старого уличного фонаря она прочитала надпись на двери, сделанную большими черными буквами: «ШЕРИФ ОКРУГА СКРИВЕН».

Карли довольно улыбнулась. Восемнадцатилетняя девочка с разбитым сердцем опустила бы руки. Но тридцатилетняя, взрослая, владеющая собой, упрямая и злая как черт Карли знала, что делать.

— Туалет здесь. — Широко улыбаясь Сандре, Карли взялась за ручку и настежь распахнула дверь полицейского участка.

— Большое спасибо, шериф, — серьезно сказал Энсон, когда Мэтт закрыл за ним дверь «обезьянника».

Мэтт посмотрел на тщедушного человечка, стоявшего по ту сторону длинных прутьев от пола до потолка, и покачал головой. Костлявый, маленький, с нестрижеными светлыми волосами и налитыми кровью голубыми глазами, Энсон был одет в свои обычные комбинезон и нижнюю рубашку. Цвет лица у него тоже был обычный: темно-красный.

— Тебе никогда не приходило в голову, что легче бросить пить? — Мэтт прицепил к поясу снятые с Энсона наручники и пошел к письменному столу, где можно было наблюдать за «обезьянником», а заодно просматривать почту. Поскольку помощники наблюдали за толпой, они с Энсоном были в офисе одни.

— Я бросал. Десять — нет, двадцать раз. Но не получалось. По крайней мере у Иды есть чем заняться. — Он покачал головой. — Эта женщина умеет ругаться. Иногда ей удается нагнать на меня страх господень.

— Как сегодня вечером, — иронически сказал Мэтт. На его столе лежали депеши, однако той, которую он ждал, среди них не оказалось. Марша Хьюз, живая или мертвая, так и не нашлась, и он пытался покопаться в прошлом этой женщины и ее приятеля. В Теннесси у Марши была сестра и два бывших мужа, но никто из них пока не ответил на его послания. Кенан раньше жил в Клеруотере, штат Флорида. К нему несколько раз наведывалась тамошняя полиция, проверявшая жалобы на домашнее насилие. Кенана не арестовывали, но Мэтта это сообщение заинтересовало. Он хотел знать, чем располагает клеруотерская полиция, и тамошний шериф пообещал переправить ему копию своего досье. Но до сих пор ничего не прислал.

— Это национальный праздник! Я его отмечал! А эта чокнутая старуха хочет, чтобы я сидел с ней дома и смотрел телевизор! — Энсон что-то проворчал, сбросил ботинки и растянулся на скамье. Вдоль восточной стены тянулись три клетки. Другая стена, сложенная из шлакоблоков и выкрашенная той же белой краской, что и все остальное помещение, отделяла от клеток входную дверь и три четверти комнаты и защищала арестованных от взглядов тех, кто входил и выходил из офиса. — Не знаю, что бы я делал, если бы не ты. Еще раз спасибо за то, что арестовал меня.

— Тюрьма — не гостиница. — Мэтт сел за стол и начал вскрывать почту.

Весь Бентон знал, что Энсон и Ида Джарбо прожили вместе сорок с лишним лет и все это время ссорились.

Обычно из-за его пьянства, но они могли ссориться из-за чего угодно. Более спокойному Энсону обычно доставалось сильнее. Когда он напивался, то чаще всего не шел домой. Он останавливался у полицейского участка и давал себя арестовать. Это давало Энсону возможность не встречаться с женой, пока он не проспится.

— А по-моему, очень хорошая гостиница, — хмыкнул Энсон, натянул на себя покрывало и повернулся на бок. — Разбуди меня к завтраку, ладно?

Мэтт проворчал в ответ что-то неразборчивое. Если бы кому-нибудь пришло в голову создать клип на тему «Почему не надо жениться», он не нашел бы лучших исполнителей, чем Энсон и Ида Джарбо, думал Конверс, просматривая корреспонденцию.

Дверь открылась, и Мэтт поднял голову, с интересом глядя на появившийся в проеме довольно аппетитный женский зад. Мэтт сразу узнал его, то есть ее.

Подруга Карли Сандра переступила порог спиной к нему. Мэтт нахмурился. В последнее время он часто слышал о Сандре — Антонио не уставал восхищаться ее кулинарными талантами, — но не ожидал увидеть ее в полицейском участке, особенно вечером. Потом он увидел большой портативный холодильник. Другой конец холодильника несла Карли. Ее голова была опущена, прелестная маленькая попка отставлена, а сама Карли быстро перебирала ногами, стремясь опередить дверь с тугой пружиной, норовившую наподдать ей сзади.

Он невольно улыбнулся.

Внезапно Карли подняла глаза, их взгляды встретились. Ощущение чего-то родного и знакомого, пронзившее Мэтта при виде этих ясных голубых глаз, настолько ошеломило его, что ему пришлось напомнить себе, что он смотрел в эти глаза тысячи раз. Они были неотъемлемой частью его детства, буйной, беспечной и безрассудной юности и первых лет взрослой жизни.

На мгновение Мэтта согрело чувство легкости и спокойствия, заставившее забыть о том, что он четыре дня намеренно избегал Карли и даже перестал пользоваться привычным мылом «Ирландская весна», потому что этот запах настойчиво вызывал в его мозгу эротичные картины. Он даже почти забыл о том, что едва не попался в ловушку из-за физического влечения к женщине, которая была ему дорога и которой он не хотел причинять боль.

Потом память и чувство самосохранения вернулись к нему, и он тут же понял, что приближаются неприятности. Но это длилось всего несколько мгновений.

Карли нежно ему улыбнулась.

— Ты не будешь возражать, если Сандра воспользуется вашей ванной, правда?