– Говори правду: по нраву тебе князь?

– По нраву, отец, – тихо ответила Чичак.

– По желанию пойдешь за него замуж?

– Никого другого мне не надо, – подтвердила она негромко, но твердо.

– Тогда сегодня же начнем отмечать твою помолвку с русским князем Борисом. Эй, слуги, ставьте столы, расстилайте ковры, кошмы и войлоки, выкладывайте припасы, наливайте хмельное! Гулять наш народ будет!

Уже через час по всему стойбищу началось гулянье. На другой день молодежь устроила три мужских состязания: стрельбу из лука, борьбу и скачки. Борис и Чичак оставили шатер и тоже примкнули к народу. Это было захватывающее зрелище! Звуки барабанов, треньканье струнных инструментов, призывные голоса труб сливались с криками людей, смехом детворы, ржанием людей. Молодежь показывала все, на что она была способна, вызывая порой восхищение, а порой и разочарование, когда кого-то постигала неудача. Гулянье продолжалось три дня.

А на четвертый день прискакали из Киева гонцы с известием для князя Бориса: 15 июля скончался его отец, великий князь Владимир. Разом стихли музыкальные инструменты, замолкли веселые крики и разгульные песни. Даже печенеги поняли, что случилось очень важное событие, притихли, присмирели.

– Не до свадьбы теперь, – говорил Кара-Чурин, когда Борис, Чичак и другие родственники собрались у него в шатре. – Повелеваю всякое веселье в стойбище прекратить, а тебе, князь Борис, следует отправляться на Русь, чтобы с честью и почетом похоронить своего отца. Дочь пока останется со мной, по истечении времени траура приедешь к нам и заберешь с собой. Вы помолвлены, моя дочь будет ждать тебя.

В тот же день Борис со своими дружинниками отправился на Русь. Далеко в степь провожала его Чичак. На прощание, прижавшись к нему тоненьким хрупким тельцем, проговорила, стараясь унять печаль и слезы:

– Я буду каждый день ждать тебя, Борис. Кроме тебя, у меня никого не будет. Так и помни в разлуке.

В Вышгороде охранники провели Святополка в княжеский дворец. Там он увидел Марину. Вид ее ужаснул его: роскошное платье из византийской ткани висело на ней, подчеркивая худобу, на изможденном пожелтевшем лице лихорадочно блестели большие глаза. Она медленно и неуверенно шагнула к нему, по щекам ее текли слезы.

– Наконец-то, Святополк, я увидела тебя, – шептала она горестно. – За что отец разлучил нас с тобой?..

– Ничего, ничего, – успокаивал он ее. – Главное, мы живы и снова вместе.

– Но, Боже, как ты изменился! Ты постарел лет на двадцать. Ты тоже сидел в темнице?

Великим князем была приставлена стража, которая их никуда из дворца не выпускала. Все просьбы принимал и исполнял боярин Клям. Он был вежлив, предупредителен, но скуп на слова и сдержан. «Слуга двух господ, – думал про него Святополк. – И отцу хочет добросовестно служить, и мне свою преданность показать».

Дни тянулись медленно, однообразно, но для Святополка и Марины, натерпевшихся в темницах, они сначала казались чуть ли не самыми счастливыми в жизни. Вместо темной камеры с затхлым воздухом – просторные горницы и светлицы, вместо деревянных нар – пухлые перьевые перины и подушки, вместо однообразной еды – роскошные обеды с княжеской кухни. Святополк и Марина постепенно окрепли, побороли приставшие в порубах болезни, повеселели. Разговоры с воспоминаний о том, как провели время в темницах, стали переходить на другие вопросы. Особенно его волновала их дальнейшая судьба: надолго ли их оставят во дворце и куда могут перевезти, какое место заключения подыскивает им великий князь?

– Самое лучшее, что можно ожидать, – говорил Святополк, – это сунут нас в какой-нибудь захудалый городишко среди лесов и болот, еще хуже, чем Туров.

– Туров для меня остался в сердце, – улыбаясь, отвечала Марина. – Помнишь, как мы с тобой провели славное время в лесной избушке? Я бы снова туда вернулась…

Иногда боярин Клям, оглянувшись и убедившись, что никого рядом нет, сообщал Святополку важные новости. Так он передал ему решение Владимира назначить своим наследником Ярослава, что по этому поводу было проведено заседание Боярской думы и сообщено на вече. Святополк в этот день кипел от возмущения:

– Кто он такой, этот Ярослав? Блюдолиз и прихлебатель. Всю жизнь вокруг батюшки крутился, на глаза лез и угождал. И вот теперь добился своего, на великокняжеский престол его прочат! В обход меня, старшего сына!

– А до меня доходили слухи, что брат твой известен умом и сообразительностью, – урезонивала его Марина. – Да и зачем тебе киевский престол? Даст Бог, пройдет время, остынет твой отец, снимет охрану и уедем снова в лесную избушку, будем жить нашей любовью. Рожу я тебе деточек, будем растить их и радоваться…

– Как ты можешь так говорить, когда у меня из-под носа уводят власть над Русью? – не успокаивался Святополк. – Каждый скажет, что должна она принадлежать мне, а не кому-то из братьев!

Как-то прибежал радостный, схватил Марину в охапку, стал кружить по светлице.

– Ярослав восстал против отца! Собирает войска, скоро начнется война между Новгородом и Киевом! Значит, Ярослав теперь никогда не будет великим князем! Надо ждать со дня на день, когда отец вспомнит обо мне и вернет в столицу. Может, даже поручит повести войска на Новгород против бунтаря-сына. Марина, скоро я окажусь на вершине власти. Кроме меня, некому больше исполнять волю отца. Борис всегда был ни рыба ни мясо, и отец его недолюбливал. А про Глеба и говорить нечего, он еще мал, чтобы занять престол. Лишь бы мне вырваться на свободу, лишь бы сесть рядом с отцом, я покажу, как управлять-властвовать!

Несколько дней находился он в состоянии крайнего возбуждения. Но потом пришел Клям и сообщил, что Владимир вызвал из Ростова Бориса и поручил ему набрать среди печенегов наемников для похода на Новгород; наверняка он же возглавит объединенные войска.

– Никому верить нельзя, – сказал Святополк после этого Марине. – Все против меня. Все карабкаются к вершине власти. Кто как может. Ярослав даже при жизни отца хочет безраздельно господствовать в своем княжестве. На что нелюдимым был Борис, и тот наружу вылез, и тому престол подавай! Получается, кто успел, тот и съел!

Марине Святополк напоминал кота. Однажды они с ребятами гонялись по двору за котом и загнали его в угол старого сеновала. Это был маленький кот, худой и запуганный, очень грязный и, наверное, больной. Но в тот момент, чувствуя, что он уже погиб бесповоротно, кот повернулся и бросился на своих преследователей, выпустив когти и страшно оскалившись. Возможно, он ослепил бы того парня или как-нибудь изувечил, если бы другие ребята не оторвали его и не выбросили на гумно. И сейчас, как казалось Марине, Святополк готов был кинуться на любого, лишь бы защитить себя и отстоять право на собственную, положенную ему жизнь.

15 июля они заметили, что среди охраны начались какие-то разговоры, заметна была суета и растерянность. Святополк попытался узнать, в чем дело, отчего такое беспокойство, но ему вежливо отвечали, что ничего не случилось, просто охрана ждет себе смену. Смена действительно прибыла и заступила у дверей и вокруг дворца. Все стало как прежде. Но сердцем Святополк чувствовал, что чего-то недоговаривают. И тогда вынес кувшин с вином, угостил одного из охранников. Парень был молодой, неопытный и болтливый. Уже через полчаса под большим секретом он сообщил, что умер великий князь, но им приказано ничего не сообщать ему, Святополку. «В Киеве ждут возвращения от печенегов Бориса! – молнией пронеслось в его голове. – Надо обязательно опередить братца!»