Святополк принес еще вина и медовухи, сказал:

– Угощай своих товарищей. Помяните славного князя Владимира, моего отца.

Двое присоединились и стали выпивать, но трое воинов отказались и продолжали стоять на своих постах. Это срывало замысел Святополка: пробраться в конюшню, оседлать лошадей и ускакать в Киев. Надо было придумать что-то другое.

Он спросил Марину:

– Ты не обратила внимания, не валяется где-нибудь у нас крепкая веревка?

– Бежать собираешься? – тотчас догадалась она.

– Так видела или нет?

Она подумала, ответила:

– Веревок таких нет. Но простыни можно связать.

– Давай!

Едва дождавшись темноты, он по связанным простыням спустился со второго этажа, забежал в конюшню, приказал первому подвернувшемуся конюху:

– Скакуна князю!

Перечить тот не посмел. С восходом солнца Святополк появился у киевских ворот, въехал в них с первыми путниками и направился к великокняжескому дворцу. При его появлении кто-то подобострастно кланялся, кто-то мышью исчезал в многочисленных помещениях. Спросил первого попавшегося слугу:

– Тело покойного в гриднице?

Тот испуганно пролепетал:

– Нет его во дворце…

– Где же тогда?

– Не знаю.

– Беги за тысяцким!

Явился тысяцкий Путша. Святополк стал рассматривать его грузную фигуру, вглядываться в скрытые под нависшими бровями глаза и пытался вспомнить, как относился к нему этот человек, не травил ли его и не ставил препятствий на пути? Нет, вроде бы ни в чем этом не замечен.

– В какой храм положен прах моего отца? – спросил он его.

– Мне неведомо, князь.

– Как это – неведомо? – удивлялся Святополк. – Его что, из Киева увезли куда-то?

– Не было его в Киеве. Он скончался в Берестове.

«Ах, знать бы! Тогда не стремился бы в Киев, а сразу поехал в Берестово. Там наверняка вся боярская знать, все державные мужи… Но ничего, зато он может получить в свои руки дружину, а перед ней не устоит никакая боярская сила!»

Приказал:

– Собрать немедленно дружину!

И взглянул пристально, испытующе: охотно ли выполнит тысяцкий его приказ?

Путша с непроницаемым выражением лица выслушал указание князя, с достоинством ответил:

– Будет сделано, князь.

И ушел.

Не сумел разобраться Святополк в тайных мыслях тысяцкого, махнул рукой. Ладно, пусть пока командует, а там посмотрим.

Что надо сделать спервоначалу? Конечно, занять покои отца. Пусть привыкают: здесь располагается старший сын Владимира, ныне великий князь!

Святополк вошел в горницу отца. Все осталось таким же, каким видел он несколько месяцев назад: резной работы массивный стол, кресло, отделанное под трон, скамейки для гостей, пол в коврах, на стенах тоже ковры, дорогое оружие. Все красиво, добротно, впечатляюще. Так было при отце, так будет и при нем. В это кресло он сейчас сядет и никому его не отдаст. Оно принадлежит ему по праву старшинства, установленного вековым русским законом.

Вошел тысяцкий. Святополк долгим, упорным, негнущимся взглядом заставил его поклониться. Вот так-то лучше, пусть привыкают к его твердой власти.

– Ну что? – спросил он.

– Дружина построена перед красным крыльцом, князь.

– Скажи, что сейчас буду. Иди.

Сейчас важно, как примет его дружина. Потому что нет другой силы в Киеве, кроме дружины. Она сейчас решает судьбу власти, за кого встанет, тот и окажется на престоле. Власть меча – вот главная власть на сегодня. И она должна быть в его руках.

Святополк решительными шагами вышел на крыльцо. Перед ним замерли воины, прошедшие вместе с князем Владимиром многие версты войн и походов, бравшие приступом Херсонес, громившие хорватов, крестившие Русь. Встанут ли они под его руку, нового великого князя?

– Дружинники! – уверенным голосом проговорил Святополк (а у самого что-то дрогнуло в груди: так ли убедительно сказал?). – Великий князь отбыл в мир иной. Теперь я стал великим князем, потому что я – старший сын в семье Владимира. Слушать меня и исполнять мою волю, как если бы это было повелением моего отца. Мой первый приказ таков: сейчас вас накормят, напоят и из моей казны выдадут по гривне на какого!

И Святополк повелительно взглянул на тысяцкого.

Тот встрепенулся, крикнул:

– Слава великому князю!

– Слава! Слава! Слава! – трижды рявкнули дружинники.

Подошел к Путше, сказал строго:

– Чтобы ни один дружинник не покидал дворец без моего разрешения. Головой отвечаешь за исполнение моего указания!

Когда все было исполнено, Святополк послал десятку дружинников, чтобы разузнать, где находится прах отца. Ему вскоре сообщили, что он привезен из Берестова в Киев и помещен в церковь Святой Богородицы, которую сам когда-то построил. Святополк тотчас отправился в эту церковь. Его узнали, расступились. Подходя к мраморному гробу, он искоса взглянул на присутствующих: нет ли среди них его братьев? Нет, никого не было. Стало быть, находятся еще в дороге, и Борис, по-видимому, тоже где-то затерялся в печенежских степях. Есть еще время у него, Святополка, приготовиться к встрече с ними, особенно с Борисом.

Владимир был похоронен по христианскому обряду. «Се же увидевши людье и сошлись без числа и оплакивали его, бояре как заступника земли их, убогие как заступника и кормителя. И положили его в гроб мраморный, похоронили тело его, блаженного князя, с плачем», – писала летопись.

После похорон собрал Святополк Боярскую думу. Пришли бояре недовольные, глаза прятали под опущенными ресницами да нахмуренными бровями. «Меня боятся, – догадался Святополк, в упор рассматривая своих сподвижников. – Пугает их, что начну возвращать старые языческие порядки и на государственные должности поставлю своих приверженцев-язычников. А ведь каждое такое место для боярина – это хорошая кормушка, возможность получать мзду и пополнять свою мошну неиссякаемым ручейком доходов. Врасплох я их застал, бессильны они передо мной. Окружены они во дворце моей верной дружиной, а их воины далеко, за десятки и сотни верст в имениях. Переиграл я их!»

– Благодарю вас, бояре, что со всеми почестями похоронили отца моего, великого князя Владимира. Велики были его дела, славны походы, победны битвы, навеки он останется в памяти народной.

Не шелохнутся бояре, будто и не их касаются слова Святополка. Видно, ждут чего-то другого, более важного от него.

– По праву старейшего в роде Рюриковичей заступаю я на престол киевский, а братьев своих младших оставляю править в тех княжествах, в которые мой отец их назначил.