Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Занавес. Я так и знала. Я так и знала.
Она давно собрала гадальные карты и попросила Аню, как девицу, надеюсь, нецелованную, на них посидеть. Бабушку и Яшу ожидала пуля — пока одна на двоих. Чтобы поставить точку в этом жирном, неудобоваримом дне, я пообещала Ане разобраться со школьной проблемой. Это было проще всего. Убийство Луизианы Федоровны я запланировала на вторую половину суток, где-то после двух часов. Отправив свою семейную гвардию спать или делать вид, что спят, я помыла посуду, пропылесосила ковер, послушала фугу Баха — исключительно для того, чтобы понять, чем дышит мой новый обожатель Мишаня, написала гороскоп на месяц вперед и с чувством исполненного долга задумалась над странностями убитого маляра, который мыл руки (или голову) одноразовым шампунем «Эльсев».
А утром я уже была в редакции. Вообще-то мне, конечно, стоило жить в квартире с подселением, ибо моя производительность труда, социальная и прочая активность возросли до невиданных высот. Владимир Игнатьевич, как ни странно, был на месте. Его глаза светились радостным ожиданием, и я поняла, что меня опять будут грабить.
— Ну, — спросил он у меня, налегая на стол, чтобы сократить дистанцию между его деньгами и моей, то есть проживающей у меня, бабушкой. — Ты создала ей невыносимые условия? Когда она дрогнет?
— Скоро, — пообещала я.
— Мы уже приготовились, — сладострастно прошептал Лойола и закатил глаза.
Он предвкушал, как вместе с бабушкой станет любоваться Мариной Ладыниной в фильме «Трактористы». Он надеялся, что Аглаида Карповна тоже любит старое кино. Я не спешила его разочаровывать, тем более что попасть в хороший катран в нашем городе можно было только по очень солидной рекомендации. Так что Цезарю — Цезарево, а бабушке преферанс с Яшей.
— Ну? — снова спросил шеф, хитро поглаживая себя по гладко выбритому подбородку. — Какие будут соображения по увеличению тиража? По продаже рекламной площади?
И оно мне надо, спрашивается? Я и так горю на работе, то есть дома, то есть в расследовании злодейского преступления на проспекте Мира.
— Попозже продам материал. О ваших родственниках по женской линии, — пообещала я.
— Попозже?! — Владимир Игнатьевич не на шутку обиделся. — Сейчас надо, а не позже. Я тут один должен вертеться? Идеи разрабатывать…
Мне было доподлинно известно, что вертелся шеф исключительно по увеселительным заведениям — за чужой счет или в складчину. Нужные люди частенько приглашали его то в цирк, то на обед, то на природу. Здесь его брали тепленьким и платили приличные деньги за газетную площадь с хвалебным текстом. А тексты составляла я. За четверть суммы, остаток которой он добросовестно укладывал в собственный карман. Поцелуи ниже спины больно били по моему самолюбию. На всякий случай я пока промолчала — в течение пяти-семи минут я всегда умела прощать мужчинам их невольные заблуждения на мой счет.
— Так как?
Лойола уже готов был выпрыгнуть из штанов — ему хотелось моей заинтересованности в новом проекте, и ради нее он все тянул и тянул с реальным предложением. Той весной по мне стала умирать вся многочисленная семья Тошкиных…
— Собираюсь в международное брачное агентство, — сообщила я, чтобы он не думал, что самый умный и предприимчивый. — Проверить, как там дурят нашего брата.
Владимир Игнатьевич снял живот со стола и сделал неудачную попытку гордо выпрямить спину. Лицо его стало бледным и расстроенным. Или я попала в десятку и мы мыслим в одном направлении? Или он боится, что я продамся замуж за рубеж?
— Зачем, Надя? — спросил он хрипло и даже как-то надрывно. Ура, я стала ему дорога! И правда, какой другой дуре можно будет платить сто долларов, пылить мозги и требовать романтических этюдов. — Зачем?
— Забойная вещь. И полезная. — Я пожала плечами и, как хорошая индийская богиня, родила из них кшатрию-мысль. — Я продам туда Яшу. То есть продам, конечно, сюда, но как будто оттуда. Он сам сказал, что хочет жениться…
— Не надо! — Лойола хлопнул кулаком по столу, совершенно выпав из стиля, которому так долго учился у Пырьева и Калатозова. Согласна, опыт общения со мной приводит только к второразрядным американским боевикам. — Я запрещаю!
Больше всего на свете я не люблю, когда мне что-либо запрещают в категорическом тоне. Призывы типа «курить — здоровью вредить», «мойте руки перед едой» и «уходя гасите свет» вот уже много лет заставляют меня работать на никотиновую, фармацевтическую и электроэнергетическую промышленности. Если бы мне в детстве, например, запретили разговаривать на иностранном языке, то сегодня я была бы уже полиглотом. Единственное «нельзя», которое я соблюдала свято, — это внебрачные связи. И то лишь потому, что я нашла в этом процессе гораздо лучший вариант реализации своей сексуальной фантазии. На сегодняшний день моих обручальных колец хватит для двух Олимпиад, при условии, что во второй не будут участвовать Африка и Австралия…
— Ну как? — спросила я, уже чувствуя себя д’Артаньяном. — Почему бы и нет?
— Потому что это… нам не подходит, — выдавил из себя шеф, вычеркивая из памяти мою же статью о том, где сегодня может завести знакомство современная женщина, чтобы из этого положения выйти замуж. — Потому что нам заплатили за полосу! Вот… Он снова лег на стол, а значит, почувствовал себя свободным. — Четыреста долларов…
Судя по размеру гонорара, мои реверансы понадобились то ли фирме — изготовителю лекарства по воскрешению мертвых, то ли организации по выращиванию волос на всех лысых местах. Я мысленно настроилась на творческий процесс и сформулировала первую фразу: «Если вы облысели и умерли — не стоит отчаиваться»…
— Это страховая компания, — произнес Владимир Игнатьевич очень торжественно.
Так я и поверила, что он сдал в нее свои кровные деньги. Впрочем, газетный бизнес — это всего лишь немного грязи в холодном дегте.
— Это западная страховая компания, которая представлена здесь консалтинговой фирмой. Встреча с ними в десять. Яшма, то есть Рубин был вчера и с задачей не справился. — Лойола нахмурился и тяжело вздохнул. — Они не сошлись в позициях.
— По поводу одного места из святого Августина, — кивнула я.
Сектант Рубин вряд ли совершит такое гнусное действо, как забота о материальном на фоне духовного ухода в лучший мир. В этом смысле он боец стойкий, а об играх для богатых мальчиков в пирамиду «Завтра вы состаритесь, и вам будет лучше» я уже слышала. И видела. Страховые агенты этого детища Остапа Бендера ездили исключительно на машинах марки «БМВ» — то есть жили на одну зарплату.
— Половину, — сказала я, не долго раздумывая. Поцелуи я продам Владимиру Игнатьевичу, а жесткую правду жизни в один приличный журнальчик, который пригласил меня немного посотрудничать. Так что моральный ущерб, нанесенный мною обществу, будет мною же исправлен. — Двести долларов, — смело уточнила я, а потому в десять часов сидела в офисе присолидненной фирмы «СОС-инвест», которая располагалась в конторе первого хлебозавода и полностью отвечала требованию римских плебеев по поводу сочетания этого мучного продукта со зрелищами. В качестве гладиаторов, которые решили наставить меня и мои отсутствующие деньги на истинный путь в чужой карман, выступали пять мужиков из серии «для тех, кому уже все равно».