— Как? Скажи мне, Карл.

В общем-то, я не собирался выдавать ей свой план так скоро. Безопаснее всего было бы вообще держать его при себе до последней минуты. Но… всеми этими вопросами я у нее, похоже, вызвал беспокойство. И счел за лучшее показать, что я снова на коне, а то как бы она вконец не разволновалась!

— Ну, хорошо, слушай, — начал я. — Мы выберем в какой-нибудь уик-энд ночь, когда Руфь уедет навещать родных, и…

Она — то есть Фэй — заранее начнет пасти Джейка. Встретит его в центре города и проследит, чтобы он не пил слишком много. И направит домой, хорошенько разгорячив обещанием сладостных ласк, которыми наградит по приходе.

— Заставь его в это поверить, — сказал я. — Пусть он это так прочувствует, так запредвкушает, чтобы у него слюнки потекли. Ты поняла меня?

— Поняла, поняла. Продолжай, Карл.

— О’кей. Идете, стало быть, домой. Ты вперед, чтобы прибраться там, подготовиться, а он через короткое время следом. Я наблюдаю, стоя в дверях пекарни, и иду за ним. На ступеньках крыльца догоняю, шею ему хрусь и вниз головой с крыльца. А сам ноги в руки и назад в пекарню, а ты его обнаружишь. Причем ты слышала: запнулся и упал — ну, как он всегда спотыкается на ступеньках. И все.

— А как ты ему… ну, это… шею?

— Это легко. Это не бери в голову.

— Надо же! Звучит… как будто бы так просто!

— А ты хотела, чтобы было сложно?

— Нет, но… — Она перестала хмуриться и улыбнулась. — Когда мы это сделаем, Карл?

— Я дам тебе знать. Несколько недель надо подождать.

— Обалдеть! — восхищенно произнесла она. — Надо же, а я уж думала, ты испуг… думала, может, ты в чем не уверен!

— Шутишь? — ухмыльнулся я.

— Обалдеть! — вновь повторила она. — Эк ведь крутой ты маленький мерзавчик!

Кендал заходил проведать меня по меньшей мере дважды в день. Так трясся надо мной, как будто я двухлетний младенец; щупал мне лоб, спрашивал, не хочу ли я того или этого, мягко поругивал — дескать, много курю и совсем о себе не думаю.

— Разве так можно, мистер Бигелоу! Так много ведь поставлено на карту, — говорил он.

А я отвечаю:

— Да, сэр, мистер Кендал. Я понимаю.

Можно подумать, в той морозильной камере уже многие себя позапирали и нет сомнений, что такое приключение я себе устроил по собственному идиотизму. Нисколько не сомневался он и в том, что это я зачем-то оставил незапертой боковую дверь пекарни.

Я, конечно, с ним не спорил. Не напоминал ему, что он сделал это сам, когда проверял, хорошо ли подходит новый ключ.

Обычно Кендал так подгадывал с посещением, чтобы оказаться у меня одновременно с доктором, но много они с доктором не общались, не то что в первые два визита. О том, что со мной дело плохо, Кендал и слышать не хотел, но Додсон был не из тех, кто потакает собеседнику. Поэтому после первых двух визитов, когда Кендал спорил с ним и называл его пессимистом, доктор стал суров и большей частью помалкивал. Вообще ничего не говорил, кроме того, что я, конечно, поправлюсь — на сей раз, но… Этим своим «но» он заканчивал чуть не каждое высказывание.

Лицо Кендала становилось красным, он начинал раздраженно пыхтеть, глядя на доктора с выражением свирепой ненависти, пока тот не выходил из комнаты.

— Он просто пессимист, — возмущенно повторял он. — Во всем видит темную сторону. Ведь вам действительно лучше, не правда ли, мистер Бигелоу?

— Конечно. Конечно, я в полном порядке, мистер Кендал, — отвечал я.

В четверг вечером он раз десять меня спросил, правда ли, что мне уже лучше, и вполне ли я уверен, что завтра встану. После чего надолго умолк. А когда вновь со мной заговорил, речь пошла о том домике, который у него в Канаде.

— Он может очень вам пригодиться, мистер Бигелоу. То есть в том случае, если состояние вашего здоровья настолько ухудшится, что вы не сможете выполнить здесь… гм… то, что наметили.

— Да я в порядке, — возразил я. — Все свои планы я выполню, мистер Кендал.

— Нисколько не сомневаюсь. Было бы трагично, если бы вам это не удалось. Но все-таки если вдруг… Вам он подошел бы идеально, мистер Бигелоу. Взяли бы мою машину, а жизнь там очень дешевая, и потом… Как я понимаю, кое-какие деньги у вас есть, но я был бы счастлив помочь, если возникнут какие-то…

— Да ну, ведь почти все, что я выручил за автозаправку, по-прежнему при мне, — отозвался я. — Но вам, конечно, за такое предложение спасибо…

— Не за что. Вы можете смело рассчитывать на всякую помощь, какую я только смогу оказать. Что скажете, мистер Бигелоу, по поводу такого более-менее приятного решения при столь неприятном повороте событий? Там у вас будет полный покой и самые предпочтительные условия для отдыха и учебы. Ближайший город в сорока милях — на машине вполне в пределах досягаемости, но достаточно далеко, чтобы никто вашего уединения не нарушал. Как это вам, а?

Звучит здорово. Местечко лучше не придумаешь — чтобы кого-нибудь ухайдакать, как ухайдакают меня, если я завалю тут свою работу.

— Звучит неплохо, — сказал я. — Но как же я туда поеду? Я остаюсь здесь, буду ходить на занятия и… и делать все остальное, как планировал.

— Разумеется. Несомненно, — закивал он и поднялся уходить. — Я так… в качестве пищи для размышления.

Что ж, я стал размышлять.

До того доразмышлялся, что еле заснул в час ночи.

Следующий день — ну, то есть после тех вечерних размышлений — был пятница. А я все еще слабый, выжатый как лимон, но понимаю: валяться хватит, все, хорэ отлеживаться. А то Фэй опять задергается. Да и Кендал усомнится в моей дальнейшей дееспособности. А если сомнения появятся у него, скоро дойдут и до Босса.

Я встал рано, чтобы одеться без спешки, и позавтракал с Кендалом. Одновременно с ним вышел из дому, направился в колледж.

В первое утро — когда это было-то? в понедельник? — на других студентов я внимания не обращал. Видел их, как не видеть — то мимо нас кто пройдет, то мы сквозь их стайки просачивались. Но особого впечатления они на меня не производили. В том смысле, что никак не трогали. Кендал был таким непринужденным и раскованным, что этим и меня заразил.

Теперь же, в пятницу утром, все по-другому. Я чувствовал себя дуб дубом.

Студенты шли к колледжу такой густой толпой — прямо демонстрация, ей-богу, а в самой ее середке — я. И при этом каким-то образом я отдельно. Я и всегда был сам по себе, есть кто-то впереди или сзади меня или нет, а тут тем более: они там, думая, что я не вижу, вовсю пересмеиваются, локтями втихаря друг дружку пихают, шепчутся и на меня искоса поглядывают. Еще бы, и прикид не тот, и сам какой-то не такой — во всем, куда ни кинь. Потому что во мне всегда все не так…

На первом же занятии препод с ходу повел себя так, будто видит меня впервые. Спросил, уверен ли я, что не ошибся классом, и пожелал узнать, чего это я пожаловал на занятия в разгар семестра. Он был из тех придурков, что спрашивают и спрашивают, не слушая ответов; а я вновь и вновь должен был объяснять, покуда остальные ухмылялись и оценивающе поглядывали.