Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я давно хотел извиниться перед вами, Григорий Петрович.
— За что? — удивился Беседин, хотя тут же все усек.
— Помните наш телефонный разговор? К сожалению, я был излишне эмоционален. Извините.
— Да я уже и забыл! — широко улыбнулся шеф.
Боже, с каким дерьмом приходится работать! И с такими хотим еще коммунизм построить!
Беседин чокнулся, испытывая неподдельное омерзение: в глубине души он вообще презирал всех агентов, а тех, кто заискивал и раболепствовал, не выносил на дух.
— Хотя я и не в кадрах, но тоже считаю себя чекистом! — повторил свою любимую фразу Ивановский и успокоился.
Купание и другие радости жизни гостей не привлекли, пир на лужайке плавно и органично перешел на веранду, вино лилось рекой, шум стоял необыкновенный.
Кемалю посчастливилось сидеть рядом с Марией, он обращался с ней, как с фарфоровой куклой, которая может расколоться от прикосновения, а балерина разошлась, наплевала на диеты — делала она это редко и всегда на полную мощь.
Тут и приятный сюрприз: цыгане в разноцветных одеждах, «очи черные, очи страстные.», все выползли из-за стола на пленэр, внимая пению. Подпевали, вздев брови, закатывая глаза и мечтая о черных очах, вернулись на веранду выпить и закусить. Танцевальная часть — тут уже звезда Большого взяла огонь на себя, все вокруг померкло, танцевала она виртуозно и со всеми, послу наконец довелось поплотнее прикоснуться к нежному телу примы, и он задрожал, когда она вдруг обняла его за шею двумя руками.
Между прочим, с непривычки напилась.
И тут дернул черт Григория Петровича напроситься на танец, забыл большой чекист о своем росте, думал, что вся сила — в голове, а Мария танцевала с ним снисходительно (ну и бородавочка, думала она, глядя на бритую голову, откуда ей было знать, что это чуть ли не пуп земли?), и напоследок вдруг поцеловала его в лысину, оставив вульгарно-красный отпечаток.
Римма чуть не упала в обморок, прошипела нечто страшное по поводу хамки, все гости были смущены, а Колосков покраснел, предчувствуя нагоняй.
И не ошибся: Беседин строго взглянул на перепуганного Дмитрия, который уже летел к нему, трепеща, как осенний лист под ветром.
— Если вы не приведете ее в порядок. — спокойно сказал Григорий Петрович.
Мог бы и не говорить.
Коротко, но очень доходчиво Колосков объяснил Маше, что кроме великих артистов существуют и великие государственные мужи, от которых зависят, между прочим, ордера на квартиру. От разъяснения Маше стало плохо, тут же разболелась голова, и она удалилась в комнату, правда, не без мысли реабилитировать себя в глазах руководства.
Меры не заставили себя долго ждать.
— Маша очень просит вас подойти! — подбежал к послу Колосков, и тот помчался на зов.
— Я соскучилась по вам. — сказала она полушутливо.
Боже, разве мог он об этом мечтать?
Сумасшедшие касания.
— Нет-нет, не здесь. Не пора ли нам домой?
Десять часов, хорошее время, гости начали разъезжаться, разумеется, посол пригласил Машу в свой лимузин и заключил ее в объятия, как только выехали за ворота, она слабо сопротивлялась, разжигала до предела, — пусть сходит с ума, влюбленный антропус!
— Хочу купаться! Мне жарко. — ах, он весь в ее власти!
Свернули к речке, разделась донага, заставив отвернуться посла и водителя, и минут пятнадцать с наслаждением побарахталась в воде. Хорошо! Любила дразнить еще с детства.
Наружное наблюдение, тянувшееся за ними, засело, чертыхаясь, в лесу.
Коршунов и вся команда уже давно ожидали во всеоружии, нервничали, кляли опаздывающих последними словами.
— Муж сейчас в командировке и должен на днях вернуться, — объясняла Маша. — Давайте не будем останавливаться у дома, я не хочу, чтобы нас видели соседи.
Вполне понятно, в Турции посягательство на чужих жен заканчивается ятаганом в живот.
— Следуйте за мной. На расстоянии, — инструктировала Маша, вошедшая в роль отчаянного конспиратора. — Я войду в подъезд отдельно от вас. На десятый этаж поднимайтесь пешком, моя соседка открывает дверь при каждом стуке дверцы лифта. И лучше снять туфли, чтобы не было слышно шагов.
Посол занервничал, но это его подстегнуло. Он шел сзади и представлял ее обнаженной — рот заполняла сладковатая слюна.
Исчезла в подъезде.
Он выждал, осторожно вошел, придерживая дверь и с туфлями в руках, бесшумно, словно крадущийся кот, начал подниматься по лестнице. Без тренировки появилась небольшая одышка, да и нервы шалили: вдруг проклятая соседка что-нибудь услышит и вылезет на лестницу. И вот — заветная дверь, сердце колотилось, как у спринтера на финише. Он тут же ухватил ее в коридоре, буря страсти, палящий огнь желания, наконец (о, наконец-то!) двуспальная кровать — и одинокий попугай, с удивлением взирающий из своей золоченой клетки.
Мария безумно устала, никаких эмоций посол у нее не вызывал, тем более что она была лесбиянкой, мужчин считала грязными и вонючими животными, а турок и прочих вообще презирала.
Два часа ночи, сладкое время, посол блаженствовал и даже не услышал бренчания ключа во входной двери и хмельные мужские голоса.
— Боже мой! Муж! — вскричала Мария, радуясь, что мучения с неутомимым вахлаком подошли к концу. — Вернулся раньше времени. что делать? что делать?
И она заметалась в отчаянии, напяливая на себя белье и заламывая руки.
— Как ты там живешь, Машенька? — затянул Коршунов в коридоре игривым фальцетом.
Только тогда посол осознал всю трагичность момента: действительно, что делать? прыгать в окно? прятаться в шкаф? под кровать?
Сияющий муж с букетом лилий в руке торжественно появился в спальне в сопровождении амбала зловещего вида (распухший от обжорства и пьянства водитель из ведомственного гаража). Воздействия хватало, посол прыгал по кровати в поисках трусов — куда они подевались? не сбросил же он их в коридоре!
Далее действие разыгралось по всем законам сценического искусства.
— Сука! — заорал Коршунов и добавил несколько многоэтажных выражений. — Сука!
И он налетел на полуголого посла, только что обнаружившего трусы и уже вдевшего в них одну ногу.
Удар по физиономии (открытой ладонью, как велел шеф), еще несколько ударов. Старался, вкладывал в них всю ненависть ЧК-КГБ к иностранным шпионам. Амбал тоже не отставал, делал страшные рожи и запустил в посла бутылкой с водкой, естественно, она пролетела мимо, но брякнулась о стену, осыпала всех осколками, и это изрядно драматизировало действо.
Жертва не сопротивлялась и даже не закрывала лицо, принимая все, как расплату за грехи, — все силы были брошены на поиски рубашки и штанов.
— Что ты делаешь? Это же турецкий посол! — с надрывом кричала Мария контральто, вдруг почувствовав себя оперной дивой.