— Я не умею сидеть и ждать помощи. Я приехала сюда не отдыхать, а привезти брата домой. Если я буду отсутствовать слишком долго, это станет заметно.

— Вы про свою маму?

— Нет, я не про маму.

Сэм переводит взгляд на мой безымянный палец, на котором нет кольца — оно отправилось в кошелек, — а затем вновь смотрит мне в глаза.

— Вас беспокоит, что он приедет за вами?

Что я могу ответить? Что я обручена с преступником, который многим внушает страх?

— Возможно. Вообще-то я не говорила ему, что еду сюда.

— Возможно, он о вас волнуется.

— Маловероятно, — фыркаю я.

— Значит, вы согласились выйти замуж за человека, которого не любите? Почему?

— Это не ваше дело.

— Я помогаю вам, а он нет, так что отчасти это мое дело. Я умею читать между строк. Вы выходите замуж за типа, который вам неинтересен, и надеетесь, что брат спасет вас от этого?

— Все немного сложнее, — огрызаюсь я, хотя, по правде говоря, мой план состоял примерно в этом.

— Тогда расскажите мне. Что вы намерены делать, если не найдете брата? Отправитесь назад в Нью-Йорк и выйдете замуж за этого человека?

— Кто говорил, что он мне неинтересен?

— Вы. В каждом нашем разговоре.

— Потому что я флиртовала с вами? Я уже говорила, вам не следует все принимать на свой счет.

— Отлично. Именно так я и сделаю. Но, Элизабет, вам нужно смириться с фактом, что вашего брата, возможно, здесь нет. Возможно, его даже нет в живых. И что тогда?

— Почему вы все время говорите, что мой брат, возможно, пропал?

— Потому что вы не понимаете, что тут за жизнь. Вы ведете себя так, точно ваш брат — тот же человек, которого вы помните с детства, но они все уже другие.

— Мы все другие! — кричу я. — Думаете, я — та же девочка, какой была до краха? До того, как мы всего лишились? Думаете, я не изменилась? Я — все, что осталось от нашей семьи. Отец сгинул, и один из братьев тоже, и мамы все равно что больше нет. Может быть, в самом начале я отправилась на поиски брата, потому что хотела, чтобы он решил мою проблему, но теперь мне просто нужно знать, что с ним. Пусть он не захочет вернуться со мной в Нью-Йорк, и да, я не знаю, что буду тогда делать. Но я видела эти лагеря, и я люблю брата. Мне нужно знать, что он жив.

— Не могу ничего обещать, но я позвоню в Джексонвилль и разузнаю, известно ли моему приятелю из Бюро погоды что-нибудь о планах насчет лагерей.

Мы возвращаемся в «Восход», я жду в гостиной, а Сэм идет в администраторскую, чтобы позвонить в Джексонвилль.

Погода тем временем кажется все более зловещей — дождь льет как из ведра, порывисто дует ветер. Небо становится темнее с каждой минутой.

— Похоже, шторм надвигается? — спрашиваю я у женщины за стойкой.

— Не знаю. В Бюро погоды говорят, он пройдет мимо, но мне эти волны совсем не по нраву. Лучше подстраховаться, чем рисковать. Надеюсь, он быстро минует нас. Оставайтесь в гостинице и не подходите к окнам. Это здание видело шторма не раз и не два, и этот переживет.

Ее слова сопровождаются раскатом грома, раздавшимся где-то в отдалении.

Сэм возвращается после телефонного разговора.

— Там все плохо, — предупреждаю я. — Что вам удалось узнать?

— Мой приятель не может нам помочь. В лагерях полный бардак. На материке многие обеспокоены надвигающимся штормом и отправляют сюда эвакуационный поезд, чтобы вывезти ветеранов. Бюро погоды придерживается иного мнения, чем опытные в этих делах люди. Вы заметили, что местные начинают нервничать?

— Да.

— Нужно подготовиться к тому, что шторм может добраться до нас быстрее, чем предполагается.

— Нам надо эвакуироваться? — спрашиваю я. — Я разговаривала с женщиной за стойкой — по ее словам, мы здесь в безопасности.

— Вы видели, что представляют собой эти лагеря, — говорит Сэм. — Половина палаток не устоит перед сильным ветром. А остальные снесет водой на раз-два. На месте начальства я бы тоже их эвакуировал. Гостиница кажется достаточно прочной — она стоит близко к воде, а значит, была спроектирована с учетом такой погоды. И вообще, ураган может пройти мимо. Возможно, погода перестанет портиться. Мы при необходимости найдем укрытие, а вывезти сотни людей — это гораздо сложнее.

— А вам известно, куда их повезут? — спрашиваю я.

— Приятель думает, что в Майами, но не уверен.

— Если их отправят в Майами, может, и нам держать путь туда?

— Их вывезут на день-два, самое большее. Лучше до их возвращения оставаться здесь. И потом, мы даже не знаем, будет ли ваш брат среди эвакуированных. Возможно, он уехал на выходные в Ки-Уэст. Я понимаю, что вы хотите его разыскать, и сделаю все возможное, чтобы помочь. Даю вам слово. Но жизнью рисковать не стоит. Нужно действовать с умом. Мне не улыбается мысль садиться за руль в такую погоду. Дороги скоро зальет. Мы плохо знаем эту местность. Лучше подождать здесь, чем застрять где-то под открытым небом.

Я смотрю в окно — там бушует стихия и нет ничего, кроме дождя и ветра. Мне отчаянно хочется поехать за братом, но мысль о том, что его, вероятно, спасут, позволяет примириться с тем, что я всегда ненавидела больше всего…

С ожиданием.

Мирта

Когда я просыпаюсь на следующее утро, Энтони уже ушел, а рядом со мной на подушке лежит красная роза.

Никогда бы не подумала, что мой муж такой романтик.

Я касаюсь нежных лепестков, губы растягиваются в улыбке. Наша ночь прошла прекрасно, и хотя наш брак еще не состоялся до конца, надо признать, что возникшая между нами близость меня скорее волнует, чем пугает.

Я поднимаюсь, осознавая свое тело по-новому. Мама говорила, что супружеское ложе может дать сил и что муж будет добрее ко мне, если я буду ему угождать, не станет уходить на сторону, если будет испытывать удовлетворение со мной. По ее словам, это средство достижения цели, но она никогда не говорила, что мне может это понравиться, что муж может доставлять удовольствие мне.

Я выбираю прелестнейшее платьице из своего приданого — кружевное и легкомысленное, совершенно неуместное в текущих обстоятельствах, но я уверена, что Энтони оно понравится.

Но когда я бросаю взгляд за окно и вижу, что там происходит, все мысли о нарядах вылетают из моей головы. Когда я вчера ложилась в кровать, погода была спокойной. Сегодня ветер дует так, что все грохочет, и пальмы гнутся под его порывами. У меня начинает сосать под ложечкой — картина слишком знакомая. По всем приметам на нас идет ураган.

Я спешу вниз на поиски Энтони. Насколько ужасными бывают шторма, можно понять только на собственном опыте. Как революция — любой знает, что это страшно, но только тот, кто прошел через это, в полной мере осознает весь ужас.