Половина всех браков заканчивается разводом. Мой многолетний клинический опыт и сведения, полученные от юношей и девушек, росших в неполных семьях, позволяют мне уверенно заявить, что многие проблемы в нашем обществе порождает неспособность отличить влюбленность (эрос) от любви в глубоком смысле слова (агапе). Когда в мой кабинет приходит пара на грани развода, это почти всегда значит, что один из них влюблен в кого-то еще. Один из супругов говорит, что любовь в браке закончилась. Допустим, муж встретил девушку на работе и почувствовал к ней то же удивительное чувство, которое раньше испытывал к жене, – чувство влюбленности. Если он считает влюбленность единственной основой отношений и единственным источником подлинного счастья, он не видит причин сохранять брак. Он (или она – то же самое, разумеется, может случиться и с женой) не понимает, что новая влюбленность также неизбежно пройдет и он может снова влюбиться в другую. Высокий процент вторых браков заканчивается разводом.

Льюис считал, что развод подобен ампутации конечности и может считаться крайней мерой, как если бы речь шла о спасении жизни. Но должны ли двое оставаться вместе, когда не влюблены друг в друга? Льюис приводит «несколько разумных социальных причин» для этого. Во-первых, оставшись вместе, муж и жена «дают дом детям». Во-вторых, это «защищает женщину, которую муж не бросит просто потому, что устал от нее».

Третья причина оставаться вместе, как показывает мой клинический опыт, самая глубокая и ценная из всех. Состояние влюбленности – важный и чудесный опыт. Как говорит Льюис, это «великое состояние делает нас щедрыми и смелыми, открывает наши глаза не только для красоты любимой, но и для красоты вообще и уверенно побеждает похоть». Но затем он с удивительной проницательностью заявляет: влюбленность кончается и не должна сохраняться на долгие годы. «Влюбленность – хорошее достойное чувство, но это все равно чувство, и ни от какого чувства мы не вправе ожидать, что оно надолго сохранит свою силу; чувства приходят и уходят»[309].

«Состояние влюбленности», объясняет он, предполагает такую силу и такое возбуждение, что, будь оно устойчивым, мы не могли бы ни спать, ни работать, ни есть. На смену яркой влюбленности должна прийти более глубокая, более спокойная и зрелая форма любви, основанная на воле не в меньшей мере, нежели на чувстве. «Утратить “влюбленность”, – объясняет Льюис, – не значит утратить любовь… Любовь в широком смысле – любовь, отличающаяся от “влюбленности”, – не просто чувство. Это глубокое единство, которое поддерживает воля и при сознательном усилии укрепляет привычка». Льюис не раз повторяет, что можно «сохранить такую любовь, несмотря на то, что каждый может легко, если он это себе позволит, “влюбиться” в кого-то еще». Влюбленность, по мнению Льюиса, соединяет людей и побуждает их дать друг другу клятву верности, а тихая, более глубокая и более зрелая любовь помогает им хранить свое обещание.

И Фрейд, и Льюис говорили, что ради блага как отдельного человека, так и общества необходимо управлять сексуальными импульсами. Но они совершенно по-разному понимали то, зачем это нужно. Фрейд считал, что общество налагает на людей ограничения ради поддержания социального порядка. Это вызывает у отдельного человека недовольство и лишает его счастья. Льюис же утверждает, что нравственный закон дан Творцом, который нас любит и хочет видеть счастливыми. Соблюдение этого закона помогает нам лучше любить, а потому делает нас счастливее. Мы поймем их точки зрения лучше, если рассмотрим, как они контролировали свои сексуальные импульсы до и после вступления в брак.

Как отмечает большинство его биографов, в своей сексуальной жизни Фрейд строго следовал традиционным нормам: «Либо секс в браке с полной верностью партнеру, либо воздержание». Хотя он сражался за большую свободу выражения сексуальности, Фрейд, насколько мы знаем, строго следовал нормам. «Я выступаю за куда более свободную половую жизнь, хотя сам лично очень мало пользовался этой свободой»[310], – писал он доктору Патнему в Бостон.

Нам немногое известно о романтических мечтах или сексуальных чувствах Фрейда до шестнадцати лет, до его «первой любви». Посетив Фрайберг, где он жил до переезда в Вену, он встретил Гизеллу Флюсс, сестру друга, бывшую на год моложе Фрейда. Сначала он безумно полюбил мать девушки, фрау Флюсс, и много писал о ее уме и обаянии и о том, сколь хорошо та к нему относится. Затем он влюбился в Гизеллу. Фрейд был робок и застенчив, и эти отношения существовали лишь в его мечтах. Он даже ни разу с ней не говорил. Через несколько дней она уехала в школу. Он продолжал много думать о ней и описывал Гизеллу и ее мать в письмах к Зильберштейну. Он спрашивал себя, не перенес ли он чувства с матери на дочь – и это, быть может, стало предпосылкой для формирования его будущих теорий.

Он и своей невесте, лет десять спустя, рассказывал о чувствах к Гизелле. «Говорил ли я когда-нибудь тебе о Гизелле, своей первой любви, когда мне было еще только шестнадцать? – писал он Марте. – Нет? Тогда у тебя есть повод надо мной посмеяться: во-первых, над моим вкусом, во-вторых, я ни разу не обменялся с этой девочкой даже словом и уж тем более не говорил о своей любви. Теперь я думаю, что это встреча с родным городом сделала меня сентиментальным»[311].

Фрейд мало рассказывал о детстве и юности, и нам немногое известно о его первых сексуальных мыслях и переживаниях. Мы знаем лишь то, что в силу робости и застенчивости он ограничивался наблюдениями и фантазиями. В девятнадцать лет Фрейд побывал в Триесте и видел там на улице привлекательных девушек. «Мне казалось, что в городе обитают итальянские богини, и я был полон тревог», – писал он Зильберштейну. В том же письме он сообщает, что ему больше нравятся блондинки: «Однако в Мудже женщины, как я говорил, привлекательнее, больше блондинки, что достаточно странно, ибо этого не объяснить ни итальянским, ни еврейским происхождением»[312].

Парадоксальным образом Фрейд, этот всемирно известный исследователь души, признавался, что не понимает женского ума. Его письма показывают, что Фрейд считал женщин достойнее и нравственнее мужчин, но его представления о роли женщин в жизни и в браке оставляют желать лучшего – даже с учетом эпохи, в которую он жил. Хотя он поддерживал добрые отношения с некоторыми женщинами, добившимися профессионального успеха, но продолжал думать, что место женщины – дом.

Прочитав эссе Джона Милля о женщинах (некоторые утверждают, что оно написано его женой), Фрейд заметил интересную деталь: по мнению Милля, женщины должны работать и «замужняя женщина может зарабатывать не меньше мужа». В письме к невесте Фрейд пишет: «Мы, несомненно, согласны с тем, что домашнее хозяйство, забота о детях и их воспитании требуют полной отдачи и практически исключают возможность зарабатывать, даже когда упрощенный быт избавляет женщину от вытирания пыли, мытья посуды, готовки… Он [Милль] просто об этом забыл, как и обо всем прочем, что касается отношений полов».