Ну, на данный момент и самым высокооплачиваемым.

Девица, откинув длинные темные пряди с сального лица, произнесла:

— Тут мало. Только половина. Я же сказала: сто фунтов!

Фэллоу, который не отказал себе в удовольствии надуть неопытную работницу индустрии любви в Сохо, бросив ей, как нищенке, в самом деле пятьдесят фунтов вместо ста, с издевкой произнес:

— Что-что ты сказала, детка? У тебя такой ужасный акцент, что ничего не разберешь. Прямо как у будущей супруги принца Джоки!

Проститутка, выкрикивая что-то на своем родном языке, явно нелицеприятное в отношении жадного и циничного репортера, бросилась на него с кулаками, однако Шон, перехватив ее тонкие запястья, выкрутил их и, нависнув над скрючившейся от боли несчастной особой, рыкнул ей в лицо:

— Учти, ты большего не стоишь! Как и та королевская подстилка, на которую ты стараешься походить. А сейчас я уйду, и ты не будешь наводить шороха и заткнешься. Потому что если поднимешь бучу, то я сдам тебя на руки своим знакомым ребятам-албанцам, которые у вас всем заправляют. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?

Несчастная, на глазах которой выступили слезы, со стоном кивнула, а Шон, оттолкнув ее так, что девушка ударилась о кровать, сгреб пятьдесят фунтов, которые только что ей дал, и, запихнув в карман, насвистывая, вышел из комнаты дешевого отеля «на час».

Настроение у Фэллоу было отличное, чего нельзя было сказать о погоде. Лето в Британии, похоже, обещало быть промозглым, и более всего он желал, чтобы во время предстоящего бракосочетания принца Джоки со своей русской разразился тайфун вкупе с падением астероида.

Направляясь по улице, запруженной туристами и искателями острых ощущений и запретных наслаждений, Фэллоу раздумывал о том, что все складывалось для него великолепно. Он сумел подгадать так, чтобы эйфория, возникшая после появления информации о связи принца Джоки с той русской, перешедшая в медиаистерию, которая была только на руку королевской семье, сменилась шоком, когда стало известно о смертельном заболевании принцессы Мэри.

Пусть королевская дочурка сдохнет от рака, как умерла много лет назад его мать, и пусть все знают, что она медленно умирает и что помочь ей уже невозможно.

Фэллоу так и не сумел выяснить, кто же был этот таинственный «Друг из Дворца», приславший ему копии врачебных записей, касающихся онкологического заболевания единственной дочки старой перечницы-королевы. В любом случае этот человек, о котором не было известно, мужчина это или женщина или вообще целая группа лиц, имел доступ к секретам королевского семейства, причем секретам не мнимым, а реальным, и имел на восседавшее на троне семейство большой-пребольшой зуб.

Просто гигантский.

Фэллоу знал, что шел на определенный риск, публикуя историю болезни принцессы, в особенности если бы выяснилось, что все это фейк, однако Букингемский дворец, взявший долгую паузу, в итоге подтвердил факт заболевания королевской дочурки, правда, ничего не заявив по поводу прогнозируемой динамики протекания болезни.

И это было прямым подтверждением того, что дочурка королевы помирала, и Шон по этому поводу напился до чертиков. Покойся с миром, королевская принцесса Мэри, черти в аду уже ждут тебя около побулькивающего золотого котла с королевским вензелем и надписью Princess Royal[1].

И все же ему было интересно знать, кто же являлся этим таинственным — и столь информированным — «Другом из Дворца». На подозрении у Шона было несколько десятков человек, в основном челядь королевской резиденции, в особенности челядь бывшая, покинувшая свое место со скандалом, однако он нутром чуял, что в этом деле информант был птицей совершенно иного полета.

А что, если это один из «фирмы»?

Впрочем, какая разница, кто это: для Шона важно, что он сумел нанести чувствительный удар по королевскому семейству, вытащив на обозрение публики то, что королева и ее больная дочурка явно хотели утаить от своих подданных, на чьи деньги, собственно, и жили и даже лечились от рака.

Судя по документам, лечились безуспешно.

Шон не был против, чтобы «Друг из Дворца» снова прислал ему тщательно утаиваемые смрадные тайны и интимные секреты королевского семейства, но уже в течение многих недель информатор не объявлялся.

Неужели это была одиночная акция, направленная против королевской дочурки? Или, быть может, ренегат потерял доступ к секретам, был разоблачен или даже ликвидирован?

Королевское семейство, убивавшее людей, например, его отца, было и на такое способно. Не он ли сам запустил в оборот когда-то сплетню о том, что «принцесса сердец», которую Шон ненавидел больше всех, не погибла в случайной катастрофе, а стала жертвой тщательно спланированной акции убийства, осуществленной МИ-6 по заданию ее величества королевы, желавшей избавиться от нелюбимой бывшей невестки, к тому же грозившей выйти замуж за своего тогдашнего любовника-мусульманина или, что еще хуже, все еще обладая титулом принцессы Уэльской и являясь матерью наследника престола номер два, родить от любовника смугленького ребеночка, сводного братца будущего короля Британии.

Изобрел он этот бред под пьяную лавочку (как же иначе-то!) и сам был ошарашен, когда версия пошла гулять не только по Англии, но и по всему миру.

И еще больше он был озадачен тем, что этой пьяной ерунде поверили — и верили до сих пор.

Шон, завернув в один паб, а потом еще в два, приполз домой, набравшись под завязку, и, пройдя к себе в квартирку, задел что-то ногой и грохнулся на пол, сильно ушибив лодыжку.

Чертыхаясь, он включил свет и увидел, что споткнулся о большой конверт из плотной темно-желтой бумаги с гербом.

Сердце его забилось от радости, хмель моментально выветрился из головы. Забыв о ноющей лодыжке, Шон подхватил конверт и ринулся в закуток, служивший складом пустых бутылок и одновременно его гардеробной, где с недавних времен висел им собственноручно изготовленный плакат с физиономиями всех членов королевского семейства.

Лицо принцессы Мэри было перечеркнуто жирным красным косым крестом, а глаза выжжены сигаретой. То же самое он сделал и со вторым сынком королевы герцогом Кларенсом, причастность которого к фаянсовому скандалу вскрыл несколько лет назад. Он хоть и продолжал жить, однако репутация его была разрушена до основания, причем раз и навсегда.

Дрожащими (не столько из-за количества принятого им вовнутрь спиртного, сколько из-за волнения) руками вскрыв конверт, Шон извлек из послания уже знакомый лист дорогущей бумаги, покрытой витиеватыми буквами допотопной пишущей машинки.

«Дражайший сэр! Смею с запозданием, которое, как я искренне надеюсь, Вы простите мне, поздравить Вас с полным успехом Вашей сенсационной публикации о тяжелом заболевании ее королевского высочества, королевской принцессы Мэри, спешу предоставить Вашему высокочтимому вниманию некоторые новые сведения, касающиеся еще одного отпрыска Ее Королевского Величества, да продли Господь дни ее пребывания на троне Британии, а именно секретные и никому, кроме Ее Королевского Величества, а также напрямую замешанных лиц, не известные факты относительно младшего сына Ее Королевского Величества, принца Гарольда, графа Честера, его супруги, графини Честер, а в особенности прелестных отпрысков-двойняшек, Филиппа «Пипа» и Эммы…»