Чего и следовало ожидать, стопка «гонорара» пылилась в одном из углов его комнаты, так как хвастаться было не перед кем. Разве что мать изредка брала одну-две книженции и уносила их в неизвестном направлении. Молодого писателя мало волновало будущее его опусов и их издание в принципе. Всё же было приятно, что кто-то может интересоваться его историями, но не более того.

Судьба продолжала плести затейливую сеть неожиданных поворотов и житейских чудес. Непостижимым образом, несмотря на чудовищную обложку и того же качества бумагу, книга, выставленная всего в нескольких столичных универмагах, не просто осталась на плаву и не затерялась среди миллионов собратьев, а даже наоборот – разлетелась в течение двух недель. На волне ажиотажа магазины потребовали дополнительного тиража, чем крохотное издательство не преминуло воспользоваться.

Далее достаточно будет сказать так: «И пошло-поехало…» Ещё пять тысяч книг… К выходу готовится ещё один роман… Дополнительные тиражи… Упоминание о книге одним известным критиком стало хорошей рекламой… Газетные статьи о литературном чуде… Крупнейшее в стране издательство выкупает права на переиздание уже вышедших произведений… Заключается контракт на несколько лет… Первая премия… Вторая… Новая книга… Перевод на итальянский… Дополнительный тираж в пятьдесят тысяч экземпляров… Успех в Италии… Премия… Крупнейшим британским издательством заказан перевод всех произведений писателя… Покорение Англии… ∞

– Мам! – позвал он. Юноша стоял в прихожей, стараясь поместить ступню в тяжёлый зимний ботинок.

Мать появилась в проёме. Глазами она скользнула по серой сумке, висящей на дверной ручке.

– Ты надолго? – спросила она.

– Гулять… – он наконец-то справился с обувью и начал одевать куртку. – Слушай, я вот подумал… Зачем мне вся эта муть с поездками, документами… Ты же сама знаешь, как я терпеть не могу из города уезжать. Может, ты сама как-нибудь справишься… Без меня, а?

– Так ведь…

– Всё равно под псевдонимом издаваться буду – так какая разница, кто будет документы оформлять? А от фотографии на форзаце просто откажемся. Я уже всё обдумал. И даже псевдоним женский выберем. Прошу.

Этот разговор произошёл на следующий день после радостного известия от того самого малюсенького («стартового») издательства.

Мать, естественно, согласилась, так как сама обожала путешествия и новых людей. Тем более, знала она и характер своего сына, который скорее вообще откажется от публикации, нежели покинет родной город или будет вести деловые переговоры. Он совершенно не был к этому приспособлен.

Таким образом, все дела сына она взяла на себя, полностью освобождая его от обязанности заботиться о своём будущем. Теперь он и дальше без помех мог гулять, сколько вздумается и столько же писать…

Встряхнув головой (как это делают герои фильмов желающие избавиться от наваждения) писатель развеял отголоски Зова, сковавшие восприятие. Оглядевшись, понял, что находится в самом центре города, на одной из главных улиц, ведущих к железнодорожному вокзалу. Сейчас ему даже не требовалось утруждать себя поиском того, ради чего Зов завёл его сюда. Прямо перед ним на картонной подстилке, разложенной под навесом крупного книжного магазина, восседал традиционного вида бомж, классический люмпен. Некогда белый пижонский бизнес– костюмчик ныне уступал даже половой тряпке. Оборванный на– половину галстук неопознанного цвета… У прозаика сложилось впечатление, что узоры на нём на самом деле являются остатками убогого провианта это грязного, бородатого, взлохмаченного существа. Хотя, по всей видимости, данный дикообраз не больно-то и страдал от скудости рациона и других недостатков бездомной жизни. Развалившись на картоне и опёршись о дверь магазина, бомж спокойно почитывал толстенную книженцию, свободной рукой поочерёдно отправляя в рот то кусок хот-дога, то порцию пива. «Лохматый» явно не напрашивался на сочувствие, больше походя на прикорнувшего с дороги путника, чем побитого жизнью бедолагу.

Доев хот-дог, он отложил в сторону книгу и начал озираться по сторонам в поисках чего-то, обо что можно было вытереть заляпанные кетчупом руки. Тут-то он и заметил писателя, с интересом его изучающего.

– Ментов нигде не видно? – спросил бомж гулким басом используя галстук, как полотняную салфетку.

Писатель огляделся по сторонам, но сотрудники милиции нигде не мелькали.

– Нет… – почему-то с сожалением ответил он.

– Засранцы… – возмутился бомж, – уже два с половиной часа здесь торчу, а ментов всё нет. За что, спрашивается, мы налоги платим?!

– Действительно, – хмыкнул писатель, представляя, как бомж отстаивает очередь в кассу банка, чтоб заплатить подоходный с собранных бутылок. – А зачем вам милиция?

– Как зачем? – недоумевающее переспросил бомж, искренне удивляясь непонятливости юнца, будто каждый порядочный человек должен знать, зачем сидеть под книжным магазином и ждать ментов. – Чтобы помыться! Вода холодная, лёд с реки даже не сошёл, сильно не накупаешься и шмотки не постираешь. А в отделении всегда горячая вода есть.

– А-а… – закивал парень вполне логичным рассуждениям.

Бородач отхлебнул из бутылки, а затем поднял с земли книжку, и, как ни в чём ни бывало, продолжил чтение. Автор, неловко переминался с ноги на ногу, не зная что делать.

– Слушай… – будто вспомнив что-то, пробасил бомж, – будь другом! Можешь ментов поискать или вызвонить, если телефон найдёшь. А то я уже совсем замёрз. Я тебе за это книжку свою подарю – всё равно пару страниц дочитать осталось.

– Конечно, – согласился парень и направился в сторону рынка, где, по идее, должна была находиться опорка.

Пока он шёл, в голове крутились мысли, смесь удивления с восторгом. С одной стороны, эта встреча, дарованная Зовом, взбудоражила воображение и дала повод усомниться в собственной непогрешимости. Он-то думал, что всё в мире устроено согласно правильной схеме. Всё просто, бомжи– несчастные неудачники, обделённые судьбой, балансирующие на грани гибели. Им остаётся всего один шаг до смерти. И этот шаг они преодолевают намного быстрее остальных. А на самом деле вышло вовсе по-иному! С другой же стороны, прозаик совершенно растерялся, увидев в отверженном вполне полноценного, гармоничного человека, всего лишь выбравшего оригинальный образ жизни. Так ни с чем толком и не разобравшись, он понял лишь одно: социальный статус никак не влияет на ощущение собственного «счастья-несчастья». Дело совсем в другом. Заприметив заборчик, он подошел к нему, поудобнее уселся, достал из сумки тетрадь и записал:

«712. Если человек делает не то, что хочет, а то, что положено, что от него ожидают, что навязывают, что престижно, то тем самым он провоцирует град неприятностей, бед и болезней. Таким образом, КТО-ТО или ЧТО-ТО, отвечающее за наш успех, старается вернуть нас на путь собственного счастья. Если же человек настолько глуп, что продолжает упёрто двигаться чужой дорожкой, «мужественно» преодолевая все препятствия, тем самым всё дальше погружаясь в зыбучий песок, то в момент, когда глупец окажется по-настоящему в безвыходном положении, и приходит смерть. Зачем переводить кислород на того, кто всё равно по макушку увяз в трясине?