Обвинителем, как мы уже знаем, был работник по имени Рой Карп, которого нанял покойный фермер еще при жизни. Работник утверждал, что хозяин уволил его после уборки урожая, когда не легко найти работу.

Причина увольнения осталась неназванной, поэтому Рой отправился к самому фермеру, которого знал как доброго и справедливого хозяина, чтобы умолить того не увольнять Роя. Фермер признался, что причин для увольнения нет, если не считать того, что хозяйка невзлюбила Роя.

— Женщины вообще тонкая скотинка, Рой, — сказал он с виноватой улыбкой, — их лучше ублажать. Хотя тому, кого они невзлюбят, приходится несладко. Поэтому для всех будет лучше, если ты оставишь мою ферму, Рой.

Фермер наградил работника лишней горстью флоринов и сказал, что тот может взять из кладовки мешок чечевицы, только втайне от хозяйки.

Рой догадывался, почему хозяйка хочет от него отделаться. Вторая жена фермера, она была почти девчонкой, и скорее годилась своей падчерице в старшие сестры, чем в мачехи, однако ума и рассудительности ей было не занимать. Рой знал, что у нее есть любовник, и однажды вечером застал ее в саду в объятиях молодого иностранца Кристофера Месоглина — ботаника, объявившегося в окрестностях фермы как раз перед великой засухой.

— С тех пор, — показал на допросе Рой, — она все время придиралась ко мне и хотела побыстрее избавиться.

В общем, сам он и его жена и дети лишились крова.

В первую ночь заночевали в поле, и когда разгорелся костер, Рой развязал мешок, который с позволения фермера прихватил из амбара, чтобы сварить на ужин суп из чечевицы. Но вместо чечевицы в мешке оказались плоды, к которым Рой Карп, как житель западных краев, родившийся и выросший у Эльфовых переходов, не посмел бы прикоснуться сам и не позволил бы сделать этого жене и детям. В мешке оказались плоды фейри. Рой зарыл их в поле, поскольку слышал, что из них получается отменное удобрение.

Примерно неделю они бродили по окрестностям, питаясь одним подаянием. Иногда Рою удавалось кое-что заработать, исполняя всякие мелкие работенки для фермеров или играя на скрипке на деревенских свадьбах, поскольку был известным скрипачом.

Однако с приближением зимы жить становилось труднее, и его жена стала подумывать о том, чтобы снова заняться плетением корзин, каковому ремеслу научилась еще в юности. И как только они остановились на ночь в месте, где росли подходящие для этого кусты, решила проверить, сохранили ли ее пальцы прежнюю ловкость. Поскольку сок ивовых кустов ядовит, она не позволяла детям помогать ей в ее ремесле.

Итак, она занялась плетением коробов, в которых жены фермеров зимой хранили зерно, а также изящных корзинок — их деревенские парни дарили своим милкам, чтобы те держали в них ленты и безделушки. Дети распродавали их по деревням, и теперь им удавалось сводить концы с концами.

На следующее лето, как раз перед самой жатвой, старшая из дочерей Роя отправилась в Лебедянь, чтобы попытаться продать несколько корзин. Там она встретила жену фермера и попросила взглянуть на ее товар, надеясь, что та не признает в ней дочь Роя, потому что нанималась на другую ферму, пока отец ее работал у Тарабаров.

Обвиняемой корзины понравились, она купила две или три штуки и разговорилась с девушкой о плетении корзин, узнав из разговора о том, что наиболее пригодные для этого дела прутья ивы весьма ядовиты. Наконец, она попросила девушку принести ей охапку тех самых прутьев, о которых шла речь, сославшись на то, что плетением корзин сможет вносить приятное разнообразие в собственный вечерний труд, пока что заключавшийся в неизменном сидении за прялкой. Через несколько дней девушка принесла ей связку, и жена фермера ей щедро заплатила.

Но вскоре пришло известие о том, что фермер Тарабар скончался среди ночи, но не своей смертью. Старинный обычай требовал, чтобы, когда в доме приключалась внезапная смерть, все домашние прошли мимо усопшего. На самом деле это было нечто вроде примитивного расследования, потому что считалось, что в случае злого умысла из носа покойного хлынет кровь, когда убийца пройдет мимо него. Обычай этот, по словам Роя, неукоснительно соблюдался в его родных краях, даже тогда, когда подозревать было некого, — например, если женщина умирала в родах. А как шептались потом во всех соседних тавернах и на фермах, труп фермера Тарабара залился кровью, стоило мимо него пройти обвиняемой, а когда настала очередь Кристофера Месоглина, из носа покойного снова хлынула кровь.

Зная все это, Рой Карп счел своим долгом выступить с обвинениями против вдовы.

Доказательства вины с его стороны основывались на том, что труп кровоточил, когда она прошла мимо него, и на том, что она купила у его дочери прутья ивы, зная, что сок их ядовит. Мотивом преступления являлось наличие юного любовника, с которым она мечтала соединить свою жизнь после смерти мужа. Обвиняемой было бесполезно отрицать то, что Месоглин был ее любовником, — скандальный факт этот был известен соседям уже несколько месяцев; вскоре, потеряв всякий стыд, она поселила своего друга на ферме еще при жизни мужа. Вызванные Роем свидетели доказали все это, не оставив даже места для сомнения.

Что же касается кровоточения трупа, следовало честно признать, что вульгарные предрассудки никогда не пользовались одобрением Закона, и в своей защите вдова пренебрегла этим фактом. Однако, следуя другому, не менее вульгарному предрассудку, к которому склонялся обвинитель, она как бы мимоходом признала, что ее покойный муж иногда пользовался плодами фейри — естественно против ее желания — в качестве удобрения, хотя она так и не сумела узнать, где именно он их добывал.

В отношении ивы она признала, что действительно купила связку прутьев у дочери обвинителя, однако без всякого злого умысла, что и сумела доказать, призвав нескольких свидетелей — в том числе и деревенскую повитуху, которую всегда приглашали в случае болезни, — присутствовавших при последних часах жизни фермера, которые присягнули в том, что умер он без мучений. В то время как врачи, вызванные в качестве экспертов, утверждали, что жертвы смертоносного сока ивы всегда оканчивают свою жизнь в муках.

Потом она взялась за личность самого обвинителя. Она доказала, что увольнение Роя не было ни внезапным, ни несправедливым, ибо ее покойный муж нередко грозил прогнать его за воровские наклонности, и справедливость ее слов подтвердили несколько батраков.

В отношении горсти флоринов и мешка чечевицы она могла сказать только то, что не в обычае старого фермера было награждать бесчестных слуг подарками. Однако в суде не прозвучало ни слова относительно двух мешков зерна, свиньи и дорогой курицы вместе с выводком, которые исчезли одновременно с отбытием истца. Муж, как утверждала вдова, был крайне рассержен и хотел, чтобы Роя поймали и бросили в тюрьму, однако она уговорила его проявить милосердие.

Словом, вдова оправдана, а Рой получил десять лет за воровство.

Что же касается Кристофера Месоглина, он исчез еще до суда, и вдова заявила, что понятия не имеет о том, где он находится.

— Ну, что ж, — проговорил господин Амброзий, откладывая том, — женщина эта виновна не более, чем ты сам. И мне хотелось бы знать, какое отношение имеет ее дело к тому, что происходит в настоящее время.