В разговорах с подругой эта встреча представлялась мне иной, напоминающей церемонию. С поцелуем руки, светской беседой, шампанским и хорошей миной при плохой игре. То, что сейчас меня выволокли из постели, дезориентированную, напуганную, без грамма косметики, в одной рубашке, совсем не прибавило оптимизма. Я закусила губы. Да Лукас отдаст меня этим вандалам, побрезгует даже разговаривать! План Вэл провалился. Глава Синдиката сделал все, чтобы я не смогла произвести на него впечатление.

Что твой высокий интеллект подсказывает тебе сейчас, Виктория?

Он подсказывал мне только одно: бежать. Безумно, как отчаявшаяся Альфия, все равно куда, но не в западню монстра без оружия. Я никогда не думала, что Вэл не окажется рядом, когда настанет час Х. Не подумала я также и о том, что Лукас не позволил нам с ней играть в свою игру.

Дом спал. Я поежилась. Все прежние сценарии провалились в тот самый момент, когда меня подняли, будто в армии, и отправили на марш-бросок. Больше не было чувства азарта, как будто я собираюсь сыграть рискованную партию. Меня просто вели на заклание, показав мое истинное место в системе.

Улыбка не получалась. Поняв, как комично буду выглядеть с приклеенным «кип смайлингом», я отказалась от этой затеи. Прохлада поздней ночи освежила горящие щеки. Я с тоской оглядела периметр, освещенный прожекторами. Да как отсюда сбежать? И мышь не проскочит. Шла и не замечала ничего - ни пения цикад, ни ярких, низких звезд над головой, ни аромата хвои. Все это больше не принадлежало мне. Иллюзия, стереокартинка, бутафория, доступная тем, кто свободен. Я не относилась к этой касте.

Никто из сопровождающих не проронил ни слова. Они были похожи на черные тени, сопровождающие душу умершего в преисподнюю. Только вместо Стикса и ладьи мне предстояло войти в дом, напоминающий швейцарское шале сдержанным, дорогим дизайном. Только три светящихся окна показались чьим-то огненным оскалом.

Когда мы вошли, мне сразу велели разуться. Впрочем, дискомфорта это не вызвало - ноги буквально утонули в мягком ворсе ковра, более густом и нежном, чем тот, что устилал пол моей комнаты. Я заставила себя идти вперёд, не отвлекаясь на сдержанно-богатое убранство холла, не глядя под ноги – витая лестница состояла из прозрачных стеклянных ступеней, а у меня и так кружилась голова в ожидании неизвестного.

Смотритель постучал в отделанные металлическими пластинами двери из тёмной породы дерева. Когда велели войти, я непроизвольно стиснула кулаки, ощущая, как ногти впиваются в кожу. Эта боль вытеснила панику - хватило одной сдержанной фразы, чтобы я осознала, что никто разводить реверансы со мной не собирается.

Меня слегка подтолкнули в спину, и я шагнула внутрь. Уют ковров сменила прохлада паркета. Кондиционер здесь работал на полную мощность, и за доли секунды я покрылась мурашками, а соски предательски затвердели и отчетливо выделялись под тонким атласом рубашки. Первым моим порывом было запахнуть халат по самое горло, но я сдержалась - не следует показывать главному сутенеру этой шаражки, что я его боюсь. Ведь Вэл сделала на меня ставку из-за смелости и несгибаемости.

Мой взгляд уперся в высокую спинку огромного кресла. Настолько широкую, что она полностью скрывала собой сидящего в нем. И в этот момент улыбка непроизвольно тронула мои губы. Лукас делал это, чтобы произвести впечатление! Или дать мне прийти в себя. А может, наоборот, с целью раскалить обстановку и заставить нервничать. Как бы то ни было, я получила достаточно времени, чтобы осмотреться вокруг.

Первым делом мое внимание привлекла доска с шахматами. Огромная, гладкая, глянцевая, то ли из мрамора, то ли из гранита, и расставленные на ней фигуры из голубоватого и черного стекла с золотыми элементами. Это было настоящее произведение искусства, вызывающее неуемное желание прикоснуться, ощутить холод камня, взять, как в детстве, стеклянные фигурки в ладони и рассмотреть в деталях.

Тупее ситуации не придумаешь: меня привели на растерзание зверю, а я рассматриваю золоченые прутья его обиталища, открыв рот от восторга. Но на тот момент я не замечала ничего другого, хотя, пойму это потом, в кабинете Лукаса можно было часами зависать на отдельных деталях интерьера.

- И что ты скажешь?

Гром посреди ясного неба. Я перестала дышать. Поняла, что не совладаю с собой, если посмотрю в глаза Лукаса, забьюсь в угол напуганным зверьком. Поэтому смотрела на доску с шахматами, старясь не думать об испарине, покрывшей спину и затылок, об аритмии и желании закрыть себя руками. Шахматы. Они не были расставлены в порядке, как перед началом игры. Кто-то вел свою партию. И кто-то... Вика, сосредоточься наконец!

Все постепенно становилось на свои места - Лукас решил проверить мои умственные способности здесь и сейчас. Именно в такой ситуации, когда я должна была по всем законам жанра растеряться и перестать соображать. Напуганная, поднятая посреди ночи, буквально брошенная к ногам самого опасного хищника этого злачного места.

«Смотри, дочка. Это называется «рокировка». Ты просто меняешь фигуры местами...» - всплыл в памяти голос моего отца. Сколько долгих семейных вечеров мы провели за шахматной доской! Казалось, я выучила все вероятные исходы наизусть. Потом, правда, подзабыла, но, как говорится, пойми сам принцип - и тебе не придется ничего зубрить. Только вот сейчас с меня явно не выйдет хорошего игрока ни на одном из полей.

Он ждал. В наступившей тишине отчётливо слышался стук часов и мое участившееся дыхание. Это состояние знаменовало собой одно: провал. И близко не победу.

Я решилась. Подняла глаза, позволяя серебристым пулям цинично-хладнокровного взгляда Лукаса пройти навылет, не задев сердца и разума:

- Рокировка. И ферзь на б-9.

Мой голос показался мне чужим, далеким, словно прорвавшимся из Зазеркалья. Чувство нереальности происходящего не пустило страх на свою законную территорию. Словно в полусне, я наблюдала, как мужская ладонь с массивными часами на запястье сжала между пальцами темные фигурки короля и ладьи, переставив их по горизонтали таким образом, что на линии огня оказались ключевые фигуры «белых».

Не было времени раздумывать над тем, не будет ли это вопиющей дерзостью, и не осадят ли меня сейчас как можно грубее. Я смотрела в лицо главному мафиози, сделавшему карьеру на тысячах загубленных девчонок, и не испытывала ничего: ни страха, ни ропота. Может, лёгкое любопытство, что же будет дальше, но не более. Свободу у меня уже отняли. Изнасиловали толпой и избили - тоже. Даже под психопата-мажора положить успели. Чего мне еще оставалось бояться? Я даже не стремилась понравиться этому человеку, как мужчине. Но мне необходимо было это сделать для того, чтобы вырваться из замкнутого круга без каких-либо перспектив.

У него были глаза цвета серого льда с темными вкраплениями. Мой цепкий взгляд отметил печать усталости на высоком лбу, нити седины во все еще густых волосах, морщины мудрости вокруг глаз. Но в то же время он был буквально оплетен аурой жестокости, въевшейся кожу и превратившейся в неснимаемую броню. И это останавливало от опрометчивых поступков и наивного стремления считать его «своим парнем». Несмотря на то, что, похоже, никто не собирался насиловать меня в этом кабинете, мне четко очертили края.