«Так и убивают людей. Если бы ты их любила, тебя бы убили уже сотню раз».

Она часто видела такое, когда пыталась сбежать из Затонувших городов после провала миссии миротворцев. Она видела, как люди умирают, пытаясь сохранить свои принципы. Люди, которые думают, что еще существует добро и зло. Люди, которые пытаются спасти других. Люди вроде ее матери, которая погибла так жутко, что Маля до сих пор не могла об этом вспоминать. Выжила одна Маля. Остальных ошметков прикончила Армия Бога, Объединенный патриотический фронт и Ополчение свободы, а Маля выучила все принципы Сунь Цзы и выжила.

Вот только когда ты выживаешь, за твоей спиной встает целая армия призраков – призраков тех, кого ты оставила. И сейчас, прохладным утром в джунглях, все они были рядом с ней. Школьные друзья. Учителя. Лавочники. Старухи. Семьи. Мать. А теперь еще доктор Мафуз и Мыш.

Никто больше не видел тех, кто остался позади, но она знала, что они здесь и смотрят на нее. А может быть, это Маля смотрела на себя, и ей не нравилось то, что она видела. Она знала, что собственного осуждающего взгляда не избежит никогда.

– Я возвращаюсь, – внезапно сказала Маля.

Получеловек обернулся, услышав ее голос. На рассвете он казался совсем чужим и незнакомым, не таким, каким она его запомнила. Он ел что-то, что вполне могло оказаться змеей, но проглотил это прежде, чем она разглядела как следует. На какое-то мгновение ей показалось, что она видит всех, кто дал ему свое ДНК: чудовищная смесь тигра, гиены, собаки и человека.

– Слишком поздно, – сказал он, – если кто-то и выжил, их не обрадует твое возвращение. Те, кого ты любишь, мертвы.

– Тогда я их похороню.

Тул внимательно посмотрел на нее:

– Для тебя это будет опасно.

– Почему ты всего боишься? Ты не хочешь драться? Тебе неприятно? Ты больше не хочешь сражаться? Я думала, ты создан для крови и убийств.

Тул зарычал, и Мале вдруг показалось, что он сейчас бросится на нее. Потом ответил:

– Я не сражаюсь, если не могу выиграть. Не путай это с трусостью.

– А что случится, если тебе не придется выбирать? Если война просто обрушится на тебя.

– А у меня не будет выбора? – спросил Тул. – Эта битва назначена самими Норнами, что ли? – он указал на север со словами: – Впереди нас ждет очень много битв, и они хотя бы могут послужить какой-то цели. А идти назад в твою деревню бессмысленно.

Маля поморщилась.

– Отлично, поступай как знаешь. Я возвращаюсь.

Она повернулась и ушла в джунгли. Она знала, что Тул прав. Они уже погибли. Глупо даже думать о них. Доктор погиб. Мыш погиб. Возвращение ничего не изменит. Но она не могла поступить по-другому.

Да, она все равно струсила. Но возвращение может избавить ее от отвращения к себе. Может, если она вернется, призраки отстанут. Может, Маля сможет спать и не ощущать жгучего стыда.

Тул окрикнул ее, но она не ответила.

* * *

Небо над головой было ярко-синим, а вот Баньян оказался совершенно черным.

Маля пряталась в густой зелени джунглей, изучая деревню, пытаясь увидеть признаки скрытой опасности. С подбородка у нее капал пот. Над ухом звенели москиты, но девочка продолжала смотреть.

Ни одного движения.

Поля обуглились и все еще слегка дымились, черная зола покрыла землю, кучами легла в борозды – там, где сгорел урожай. Уже прошел целый день, но дымок все еще завивался над землей спиралями, а по ней змеились серые полосы – там, где под слоем грязи сгорели древесные корни. Несколько фруктовых деревьев все еще дотлевали, их черные ветви торчали, как обгоревшие пальцы. Больше от фруктовых садов Баньяна ничего не осталось.

Инстинкт самосохранения орал Мале прижаться к земле и уползти.

Просто уйти.

Но она сидела и смотрела на поле.

Поле казалось совсем голым. Как только она выйдет из джунглей, ее будет видно отовсюду. Маля искала какое-нибудь укрытие, какой-нибудь способ проникнуть в город, не выходя на открытое пространство, но сгорело все.

Трусит она или нет?

Больше получаса она смотрела на кружащихся над городком ворон и грифов – больше не было никого – и, наконец, перестала раздумывать. Что бы ни случилось с Мышом, она должна это узнать. А единственный способ найти что-то – войти в деревню.

Она пошла по полю, то и дело оглядываясь. Пепел шуршал под ногами, как листья, звенели насекомые, но людей она не видела.

Посередине поля она наткнулась на доктора Мафуза.

Он лежал лицом вниз в грязи, пепле и полусгоревшей пшенице. Пепел черными пятнами оставался у Мали на ногах. Она присела и перевернула тело. Очки у него разбились. Она вдруг поняла, что жидкая грязь – это кровь доктора, смешавшаяся с пеплом. Норны… Маля протерла его очки.

Он шел прямо на пули. Как будто он был одним из солдат Армии Бога. Как будто носил амулет, который должен был его спасти.

– Как можно было быть таким идиотом? – спросила она, и ей тут же стало стыдно за то, что она сказала это вслух. Да, он был глупый, но зато добрый. В любом случае он заслужил какое-то уважение. И точно не заслужил такого. Не заслужил лежать лицом вниз в крови и грязи.

Маля попыталась надеть очки обратно, но они никак не налезали, да и толку в них больше никакого не было. Она сидела рядом, сжав очки в руке, и ничего не понимала.

Он был добрый и жалостливый, доктор единственный вступился за нее, но теперь он был мертв. Как и все люди, которые плевали в нее и называли ошметком.

И что она должна теперь сделать? Помолиться? Еще что-то?

Все придерживались разных ритуалов, все хоронили людей по-разному и приносили разные жертвы, но доктор не был глубоководным христианином и не чтил Бога-Мусорщика. У него был маленький молитвенный коврик, и иногда он молился, а еще читал книгу, буквы в которой Маля не могла разобрать. Он говорил, что это арабский, но Маля не представляла, что делают арабы со своими мертвыми.

Может быть, огонь? Отец говорил, что китайцы сжигают мертвецов. Может быть, это и подойдет. Она подхватила доктора Мафуза под мышки и с трудом потащила. Он оказался удивительно тяжелым. Свинцовый мешок, сопротивляющийся ее движением.

Но Маля тащила и тащила доктора по глине и пеплу. Пот тек в глаза, она стонала и тащила дальше. Рубашка мертвеца разорвалась. Маля потеряла равновесие и рухнула на землю, измученная и покорившаяся.

Глупость какая. В городке все равно не осталось ничего, что можно было бы поджечь. Объединенный патриотический фронт уже все сжег. Ей никак не разжечь погребальный костер.

Маля села посреди поля, утирая пот, и смотрела на мертвого.

Они даже не позволяют людям умереть, как положено.

Ей хотелось плакать. Она даже не могла проводить доктора Мафуза в ту загробную жизнь, которой он ждал. Девочка не знала, сколько она просидела так, глядя на труп. Несколько минут или часов.