— Кзотова, дзотова. Ничего, ничего, ничего… Миновали один освещенный коридор, другой. Должно быть, приближались к своим. Наконец, выбрав место в нешироком штреке, куда достигал слабый свет электричества, в полумраке буревестник дал команду остановиться.

— Здесь нормально. Почти дошли. Доставайте шамовку, похаваем и еще, наверное, к обеду успеем.

Это было очень приятно — впервые тут на службе поесть в неслужебной обстановке. У Макарова нашелся складной нож, он быстро вскрыл все три консервные банки, в которых оказалась псевдорисовая каша с запахом мяса. Есть пришлось, по очереди засовывая в банку обломок галеты или проще — грязный палец.

У Шмидта банка и пачка галет была на двоих, конечно, с Савельевым.

— Сашка, — прошептал он еле слышно, — у меня появился план. Надо этого Макарова соблазнить на побег. У него башка варит, не такой долбанутый, как все тут, и ориентируется, как летучая мышь.

— Чего? — Савельев слушал его не очень внимательно.

— Бе-жать с Ма-ка-ро-вым, — прошептал Шмидт.

— Куда?

— Ты что, Саш, перепил? В Москву бежать, в Тмутаракань, в Суходрищенск. Ты что, тут в могиле…

Савельев вдруг резко вырвал банку у Шмидта из рук и не в очередь засунул туда палец.

— Дезертировать хочешь? Струсил? Наши отважные бойцы геройски гибнут, а ему, видите ли, в Москву приспичило…

— Саша, ты… Как хочешь. Но Катьку я уведу. Саша усмехнулся с набитым ртом.

— Смотри. Что-то ты больно разговорчивым стал. Катька уже капитан…

Тут случилось необычное. Буревестник снял свою ушанку, пошарил за отворотами, вытащил сигарету. Можно было разглядеть, что это какой-то дерьмовейший отечественный продукт без фильтра, «Прима» или «Дымок», но запах был — лучше всякой розы. Значит, часовым-разведчикам-автоматчикам тут жилось почти как офицерам.

— Покурим? — издевательски кивнул Макаров, никого не угощая, и чиркнул спичкой.

Все промолчали. Для Щукина и Чугунко команда покурить, видимо, была павловской лампочкой, вызывавшей рефлекс мгновенного сна. Они мерно засопели. Миша подсел поближе к буревестнику.

— Начальник, можно тебя на минутку?

— Чего, курить умеешь? Попробовать хочешь?

— Хочу. Но я не об этом. Имею сказать тебе, Никита, кое-что важное. Давай отойдем в сторонку.

— Ну давай, коли не шутишь.

Они отошли почти к самому выходу в освещенный штрек. Как сказать ему, господи, вразуми! Этот Макаров явно себе на уме, но как именно? Где гарантия, что после этого разговора не сдадут в лапы местных чекистов? Тогда уж не избежать наказания похуже расстрела. Каково, например, повисеть живым чучелом для штыковых упражнений? Оружия ни впередсмотрящий, ни буревестник из рук не выпускали.

— Никита, ты… понимаешь… Ты здесь, в пещере, родился?

— А где же еще? На, затянись, ладно. Макаров оставил ему микроскопический бычок. Миша жадно затянулся, обжигая пальцы и губы. Горло опалило, в голову с отвычки ударило дурманом.

— А я здесь, может быть, месяца два. Не знаю точно, счет времени потерял…

— Потерял? А ты считай от съезда до съезда — и не запутаешься.

— Погоди. Мы забрались в пещеру снаружи у поселка Метростроевский, чтобы от… ну, в общем, путешествовали. Нас было пятеро. Я, Сашка вон тот, Савельев, девушка одна, она тут в госпитале работает, Катя Зотова и еще двое парней, мы разминулись с ними. Там наверху выход завалили менты или военные, но выйти как-то можно, я уверен в этом. Сюда нас привел один странный тип. Крот. У него еще ожог был на ладони, как у бородатого, здорового такого — знаешь, электрика.

— Погоди, погоди, Мишань, ты успокойся. Я на тебя стучать не буду, — в глазах Макарова, смутно поблескивающих в полумраке, была ирония доброго инквизитора, великодушно выслушивающего завиральные бредни какого-нибудь Джордано Бруно. — Чего ты лепишь? Может, тебе полечиться, а?

— Мне? Никита, ты пойми…

— Я все понял. Где это такое снаружи? Откуда вы забрались?

— Снаружи, это на поверхности земли, — Миша действительно понял, что переволновался, перебрал. — Видишь, здесь каменный потолок, а там нет потолка. Там голубое небо, с него светит солнце или идет дождь. Там совсем другая жизнь. Никто не воюет. Можно пойти на танцы. Там девушки вот в таких платьях. Можно дома поваляться на диване и посмотреть телевизор. Ты знаешь, что такое телевизор?

— Да что ты ко мне пристал-то, впередсмотрящий?

— Я хочу выйти на поверхность земли. Но не смогу найти дорогу. А ты сможешь. Выведем еще Катю Зотову и Савельева. Там совсем другая, хорошая жизнь. Там рай по сравнению с этим.

— Рай? — усмехнулся Макаров. — В рай не наверх надо идти, а вниз. Это всякий дурак знает. Были тут такие придурочные старички, хрен знает откуда взялись, тоже все наверх звали. Так достали Двуногого, что он их раньше срока в рай отправил. В Большую Соленую пещеру.

— Никита, я прошу тебя… Ты не пожалеешь — жить при свете солнца гораздо лучше. Нужно только фонарь взять, жратвы на три-четыре дня… Дойдем до реки Стикс, а там я…

— Слушай, заткнись, а? — Макаров был уже раздражен. Он сгреб вяло сопротивлявшегося Шмидта за грудки, обнаружив немалую силу. — Парень, ты мне нравишься, и потому я на тебя не настучу сразу. А дальше — пеняй на себя.

Макаров оттолкнул его и тут же обернулся на зов бодрствовавшего в задумчивости Саломанова:

— Товарищ буревестник, слышите?

— Что?

Тишина мгновенно вернулась в свои права. Где-то отчетливо послышались шаги нескольких человек.

— Хватай мешки и сваливаем, — шепотом приказал буревестник и первым двинулся к освещенному коридору.

Но из темноты его ударил в спину яркий луч фонаря.

— Зотки! Вон они! — послышалось с того, темного конца штрека.

Реакция разведчика Макарова оказалась лучше. Автомат был у него на груди. Он мгновенно, не успел затихнуть крик противника, узнавшего их, выпустил в сторону луча длинную очередь.

Фонарь погас, но в ответ тоже раздалась очередь и одиночные выстрелы.

— За мной! — Макаров уже несся во весь опор по освещенному коридору.

— Сашка, мой мешок, — успел крикнуть Шмидт. Четверо зотовцев, дремавших в глубине, выползли на карачках с необыкновенной быстротой. Поняв, что не задевает своих, Миша выпустил в штрек щедрую порцию свинца. Савельев отдал Шмидту его мешок, и они рысью рванули вслед за командиром.

Тот остановился возле узкого прохода в правой стенке.

— Сюда!

Макаров и Чугунко включили фонари. В проход можно было протиснуться только гуськом. Но дальше было попросторнее. Миша шел предпоследним. Он уже был под прикрытием стен, когда в коридоре послышались выстрелы и ему на спину обрушилась тяжесть. Он обернулся — впередсмотрящий Саломанов настойчиво протягивал ему свой разодранный вещмешок. Из него высыпались упаковки бинтов.