две. То, что я перестала быть марионеткой в чужих руках, – не менее важно. Теперь я сама могу хотя бы отвечать за собственные поступки и не брать на себя груз прошлого той, которую звали Микой. А она ведь не вызывала симпатии у всех, кто ее знал. Хорошо, что она – это все-таки не я.

Я уже не ощущала холода и сейчас, стоило расслабиться, на меня навалилась тяжелая дремота. Хотелось получше устроиться здесь, под старым деревом, привалившись к шершавому стволу, и поспать. Совсем немного – всего полчасика. Глаза слипались, словно сами собой.

Всего лишь немного посплю, восстанавливая силы, и пойду дальше.

Мне просто необходим отдых после всех испытаний.

Где-то далеко чирикала птица, крона дерева шелестела, убаюкивающе поскрипывали ветки, а на ресницы, казалось, капнули волшебной сон-травы…

«Нельзя спать. Меня нагонят. Я замерзну – это ведь плохо, что мне не холодно. Вот смешно, если ко мне придет настоящая Мика и станет требовать отдать ее жизнь обратно. Интересно, а Денис знает? Что бы он сказал? Кто я на самом деле?.. Надо вставать… Вот сейчас сделаю усилие – и встану. Человек сам управляет…»

Я заснула, даже не заметив того.

Снилось мне, что я еду в странном поезде, окруженная странными людьми, и чувствую себя пешкой, не знающей правил игры…

Поезд Красноярск-Петербург – Санкт-Петербург, сентябрь, 1913 год

Денис Вербицкий подошел к ней сам, ближе к вечеру.

– Ну что, – спросил он, пользуясь тем, что гости салона слушали, как играет на пианино одна из пассажирок первого класса, – ехать осталось всего ничего. А уверены ли вы, что ваши проблемы останутся здесь, в поезде?

Лиза медленно покачала головой.

– То есть, будь вы менее гордой, то попросили бы у меня помощи для противостояния вашему милому дядюшке? – продолжал он, глядя на нее с вызовом.

Похоже, ему доставляло немалое удовольствие насмехаться над нею и наблюдать, как она себя поведет в той или иной ситуации.

– Вы хотите предложить мне сделку? – она нашла в себе силы посмотреть ему в лицо, словно ни в чем не бывало.

– Что вы, разве мы с вами на базаре? – он презрительно пожал плечами, и она тут же вспомнила, что ее отец как раз никогда не брезговал торговлей и составил на сделках немалое состояние. – Я хочу помочь вам.

– Зачем? – от невеселых мыслей Лиза, как ни странно, почувствовала себя сильнее.

– А нужны причины? Разве Библия не учит нас помогать ближнему своему? – холеная бровь Дениса насмешливо приподнялась. – Тем более, что я вас спас уже, можно сказать, дважды, а потому небезразличен к вашей дальнейшей судьбе.

– Тогда, возможно, вы дадите показания. Я должна буду связаться с батюшкиным поверенным. Сделаю это, как только приеду, – Лиза решила не спорить. Ведь он действительно нужен ей как единственный свидетель.

– Где вы будете жить в Санкт-Петербурге? – спросил он.

– У сестры моей матери, – Лиза назвала фамилию.

Вербицкий кивнул.

– Ну что же, вряд ли меня с радостью примут в ее доме, но вы всегда можете передать для меня письмо в гостиницу «Астория». Пошлите кого-нибудь с запиской, оставьте ее у портье, и я обязательно разыщу вас.

– Хорошо, – кажется, разговор был окончен.

Но Вербицкий вдруг прикоснулся к ее руке.

– Вот еще что, – он протянул что-то на ладони. – Этот медальон убережет вас от зла и предупредит об опасности.

Она нерешительно взяла протянутую вещь. Медальон был серебряный, судя по виду, старый, и представлял из себя кулон в виде глаза с радужкой, выполненной из бирюзы. Серебро местами почернело.

– Нет, я не могу принять этого, – Лиза попыталась вернуть подарок, но Вербицкий поспешно убрал руку.

– Вам нужна эта вещь, – ответил он. – Неважно, верите вы в амулеты, или не верите. Просто носите пока на себе.

– Но это же ваше…

– Я приду за ним, когда вам он больше не понадобится, – проговорил он, глядя ей в глаза.

– Спасибо, – больше ей нечего было сказать.

А он улыбнулся.

– Позвольте же теперь откланяться. И так слишком пренебрег своим долгом джентльмена и приличного человека, позволив вам так долго находиться в моем обществе. Да еще на глазах у всех, – он щелкнул каблуками и слегка поклонился.

Лиза хотела сказать, что ей неважно мнение всех этих людей, но не решилась. Это звучало как-то слишком интимно. Между ними и так много всего сложного, а нельзя забывать, что такой человек, как Денис Вербицкий, – ей не пара. Хуже всего, он сам не считает ее парой себе.

Сжимая в руке медальон, а он был теплым-теплым, почти горячим, девушка поспешила в свое купе, где, стоя перед зеркалом, надела подарок.

Он лег как раз в ложбинку между грудей, и отчего-то Лизе показалось, что она и вправду ощущает защиту. И сны этой ночью к ней приходили ласковые, успокаивающие.

Больше она с Денисом Вербицким до самого прибытия не разговаривала.

…Вокзал встретил их суетой. Тетушка приехать не могла, прислала за Лизой своего человека, который проследил, чтобы носильщик загрузил весь багаж.

Чуть в стороне девушка заметила Рагозина. Поймав ее взгляд, он поспешно подошел и, волнуясь, спросил, можно ли будет навестить ее, чтобы узнать, все ли в порядке.

– Да, конечно, – Лиза назвала тетин адрес. Ей не то, чтобы хотелось видеть Рагозина, однако следовало проявить хотя бы вежливость. Но видя, как его лицо мгновенно озарилось радостью, она едва ли не пожалела о своем поступке. Не получилось ли, что она дала ему надежду на что-то большее? А как же рыжеволосая красотка? Вернулась к Вербицкому? Сошла с дистанции?

А потом Лиза ехала к тетиному дому. В Санкт-Петербурге Лиза была давно и, конечно, с отцом. Теперь этот огромный парадный город, где девушка вдруг оказалась одна, показался ей чужим и если не враждебным, то совершенно равнодушным. «Не жди от меня помощи, – словно говорили его мостовые. – Ты думаешь, нам есть до тебя дело? – перешептывались серо-свинцовые воды Невы. – Посмотри на себя: ты – песчинка на ладони у великана, ты – никто», – вторили им парадные здания, с которых усмехались надменные кариатиды.

Лиза не спорила. Только медальон на груди грел, словно передавая ей силы.

Дом ее тети располагался на одной из центральных улиц и был, на Лизин вкус, тоже слишком помпезным и надменным – начиная от широкой лестницы и заканчивая огромными окнами, из-за которых в особняке было очень светло, а Лизе казалось, будто ее, как бабочку, поместили в стеклянную коробочку.

Тетя – располневшая, в темном платье, тоже слишком вычурном для дня, по мнению Лизы, встретила племянницу объятьями и восклицаниями, выражавшими сочувствие бедной сиротке.

– Что же ты совсем