некоторые из этих писем, написанные с целью снова занять положение в мире здоровых людей, были уничтожены врачом. В то время мне никто об этом и словом не обмолвился. Я вручал ему незапечатанные письма, чтобы он отправил их сам. Он не отправлял их и не пересылал моему опекуну, как следовало, хотя ранее согласился делать так со всеми письмами, содержание которых не мог одобрить. Прошел целый месяц, прежде чем я узнал, что мои друзья не получали ответов. Тогда я обвинил доктора в том, что он их уничтожил, и он с запоздалой честностью признался в этом. В качестве объяснения он сказал, что не одобрял чувства, выраженные в них. Еще одно вопиющее событие произошло с письмом, которое пришло в ответ на то, что я отправил втайне. Человек, которому я писал, с которым мы дружили много лет, позднее сообщил мне, что написал ответ, но я его так и не получил. Не получил его и мой опекун. Я абсолютно уверен, что письмо дошло до больницы и там его уничтожили; в противном случае я не стал бы поднимать этот вопрос. Но, конечно, поднимать его приходится бездоказательно – без признания человека, чей поступок в мире здоровых людей считается гнусным и даже преступным.

Таким образом, мне не надо распространяться о причинах, по которым мне пришлось контрабандой посылать письмо губернатору штата с жалобами и просьбой действовать. Это письмо я сочинил вскоре после моего перевода из отделения для буйных. Насилие все еще было свежо в моей памяти, и ужасающие сцены были подпитаны докладами друзей, по-прежнему там находившихся. С этими моими «частными детективами» я общался вечерами, когда все собирались для развлечений в других местах. От них я узнал, что с тех пор, как я покинул отделение, насилия стало еще больше. Поняв, что мой крестовый поход против насилия над пациентами пока что не принес никаких результатов, я решил перескочить через несколько инстанций и напрямую написать действующему главе больницы – губернатору штата.

Письмо, которое я написал 12 марта 1903 года, так его взволновало, что он немедленно начал официальное расследование по некоторым моим обвинениям. Несмотря на многословность, необычную форму подачи и то, что при других обстоятельствах можно было охарактеризовать как дьявольское бесстыдство и фамильярность, мое письмо, как сказал мне губернатор несколько месяцев спустя, «звучало правдиво». Сочинить его было просто: очень просто – я писал под давлением правды, и само письмо стало детищем спонтанности.

Отправить его было уже сложнее. Я знал, что единственный способ предоставить мои мысли губернатору – отправить письмо самостоятельно. Разумеется, нельзя было доверять ни одному доктору, ведь тот отправлял бы обвинение против себя и коллег единственному человеку в штате, который имел возможность провести расследование, а также заставить всех искать новую работу. Мой разум работал следующим образом: если я хотел отправить письмо, я знал, как осуществить это желание. Письмо на самом деле представляло собой книжечку. Я разумно использовал водостойкие индийские чернила для рисования – наверное, чтобы оно сохранилось для отдаленных потомков. Книжечка состояла из тридцати двух страниц плотной белой бумаги для рисования двадцать на двадцать пять сантиметров. Эти страницы я сшил вместе. Планируя форму моего письма, я забыл принять во внимание средний размер щели в почтовых ящиках, поэтому мне пришлось отправить его необычным способом. И, однако же, я придумал достаточно простой метод. В городе был магазин, где я закупался. По моей просьбе доктор разрешил мне зайти туда за принадлежностями. Конечно, меня сопровождал санитар, который и понятия не имел, что у меня под пиджаком. Спрятать и нести письмо таким образом было просто, но избавиться от него, достигнув цели, было целой задачей. Воспользовавшись возможностью, я засунул свой эпохальный труд между страниц «Сэтэрдей Ивнинг Пост». Так я поступил, полагая, что какой-нибудь покупатель вскоре увидит письмо и отправит его. Потом я вышел из магазина.

На задней стороне оберточной бумаги я написал следующее:

«Господин почтмейстер! Это отправление незапечатано. Тем не менее это отправление первого класса. Все, что я пишу, относится к первому классу. Я прикрепил две марки по два цента. Если этого не хватит, вы сослужите губернатору добрую службу, добавив еще. Или же прикрепите марки, оплачиваемые при получении, и пусть губернатор сам платит по счетам, ему это доступно. Если вы хотите узнать, кто я такой, спросите у его Превосходительства. Я буду вам благодарен.

С уважением

«

Написав это уведомление, я сделал еще несколько сильных заявлений, взятых из статутов. Их я обвел рамочкой:

«Любой нашедший письмо или посылку, подписанную и с верным количеством марок, должен отправить вышеупомянутое письмо или посылку, поскольку оно находится в ведении Государства с момента прикрепления марки».

И еще одно:

«В случае вскрытия письма кем-то, помимо адресата, это действие рассматривается как нарушение федерального статута и может считаться уголовным преступлением, а открывший понесет ответственность в тюрьме штата».

Письмо достигло губернатора. Один из работников магазина, в котором я оставил письмо, нашел его и отправил по адресу. Впоследствии я узнал, что мои особенные инструкции привлекли его внимание, а также заставили поступить так, как я хотел. Учитывая, что читатель тоже может быть любопытен, я процитирую некоторые абзацы из этой эпистолы протеста размером в четыре тысячи слов. Начал я следующим предложением: «На тот случай, если у вас хватило смелости прочесть вышенаписанное (эта фраза относилась к необычному заголовку), я надеюсь, что вы прочтете это письмо до конца, выразив таким образом христианское долготерпение и узнав о некоторых фактах, о которых, как я думаю, вам должно быть рассказано».

После этого я представился, упомянул несколько общих знакомых, чтобы дать понять, что у меня есть влиятельные друзья в политике, и продолжил следующим образом: «С большим удовольствием уведомляю вас, что сейчас тружусь сумасшедшим и выполняю свои обязанности легко и в достаточной степени хорошо. Трудясь сумасшедшим, я знаю некоторые вещи об этой сфере деятельности, о которых вы не в курсе. Вы как губернатор являетесь в настоящем „главным дьяволом“ этого „ада“, хотя я знаю, что бессознательно вы действуете как первый лейтенант Его Величества».

Потом я пустился в обвинения в адрес способов лечения больных. Я заявил, что метод «неверен от начала и до конца. Насилие, существующее здесь, присутствует в любом другом заведении подобного рода. Они все похожи, хотя некоторые из них хуже других. Ад является адом везде, и я могу добавить, что ад – это всего лишь огромный сборник неприятных вещей. Это и есть сумасшедший дом. Если вы мне не верите, просто