Они выпили водки. Закусили мясом и хлебом.

– Дядя Коля, такой вопрос, – начал Монах. – Несколько лет назад по городу бегал довоенный «Мерседес-Бенц», в курсе?

– А как же! – обрадовался дядя Коля. – Знатная машина! Под девяносто лет, а бегала как молодая!

– А где она сейчас?

– Так ее ж музей компании выкупил, большие деньги дали, пару лет уже. Увезли к себе в Германию. Сначала крутили носами, мол, много переделок, а потом забрали.

– Дядя Коля, а кто хозяин был, знаешь?

– Знаю! А как же. Их много было. Лет двадцать назад Арик-левак, механик экстра-класса, вытащил из какого-то сарая, года три доводил до ума. Таки довел. Потом продал директору театра, а этот алкаш разбился на ней, руки-ноги поломал, еле выжил. Ну, сложили ее, на ней еще директор нашего инструментального лет десять ездил, привозил ко мне если чего. Его вдова продала главному третьей городской больницы, да на ней больше его племянник ездил, Никитка Косач. Его дружок, шебутной такой, Майкл назывался, в черных очках, волос длинный, штаны с мотней. В журналистах ходил, все обещал, что напишет про меня, вроде прикалывался, да так и не написал. А Никитка… помню, как-то пригоняет ее ко мне, говорит, выручай, дядя Коля, врезался! Они оба там были, слава богу, не побились, целые остались. Дядька убьет, говорит, если увидит. А я ему: да этой машине, говорю, цены нет, что ж ты ее так гробишь-то? А он только руками разводит. Хороший паренек был, работал учителем истории в институте, умный, в очках.

– Почему был? – спросил Добродеев.

– А потому был, что зарезали его, уже года полтора будет… или побольше. Хулиганья всякого и гопников сейчас полно, сам знаешь. Никого не нашли, как водится. А дядька его взял да и продал машину немцам, как я понимаю, чтоб и памяти не было, и с глаз долой.

– На помин души, – сказал Добродеев. – Жаль парня.

– Жаль, – согласился дядя Коля.

Они выпили. Дядя Коля поднялся:

– Спасибо за компанию, уважили. Если надо чего, Леша, не стесняйся, и друг твой тоже, забегайте.

– И тебе спасибо, дядя Коля. Как фамилия дружка Никиты, не помнишь случайно?

– Помню. Не наша фамилия. Майкл Джексон. Я еще у внука спросил, не знает, есть такой журналист, а он засмеялся и говорит, это певец такой, помер уже.

– Я его знаю, – вспомнил Добродеев, – Миша Джурба, сидит на письмах, кажется. Кличка такая, дядя Коля.

– Да мне все одно, – махнул он рукой. – Бывайте!

Монах и Добродеев поднялись, провожая дядю Колю.

– Еще один, – сказал Монах, усаживаясь. – А что я говорил?

– Может, случайное совпадение?

– Не думаю. Надо бы узнать его ник. Если он был… Ашугом, Менестрелем, Акыном или еще как-нибудь похоже, то это не совпадение, Лео. Это система. Ия, Вагант, Денис, Никита, Бард…

– Но ведь Дениса уже нет. Если он убил Ваганта из-за Ии, то кто разобрался с Бардом-Леонидом, а еще раньше с Никитой? Тот и другой были связаны с Дианой. Какие-то роковые женщины! Подойти страшно.

Монах задумчиво рассматривал свою левую руку с кровоподтеками.

– Христофорыч, о чем ты? – произнес Добродеев после паузы. – А мотив?

– А у Дениса был мотив?

– У Дениса был. Слабый, с моей точки зрения, но тем не менее принимается за неимением лучшего. Месть за сестру. Но Дениса больше нет.

– Дениса нет, а система работает, – сказал Монах.

– В смысле?

– В самом прямом. Денис мертв, двое свидетелей подтвердили это, а система работает. Всякий, кто покусится на Диану, плохо кончает. А началось с Ии. Дениса нет, отец девочек давно умер. – Он помолчал. – Кстати, у нее в серванте стоит бутылка «Оттонеля». Как и в квартире Леонида. Добавь сюда два ее шарфа…

– Но у него в ту ночь был мужчина…

– Откуда это известно?

– Соседка слышала мужские голоса.

– Она слышала вскрик, как если бы Леонид приветствовал старого друга, а если все было не так?

– А как?

– Давай смоделируем ситуацию, Леша. Ты уже улегся, ночь на дворе. Вдруг звонок. Ты поднимаешься с постели, идешь в прихожую…

– И заглядываю в глазок!

– И заглядываешь в глазок. Видишь знакомую личность и открываешь дверь, издав радостный или удивленный возглас. Личность заходит. Это акт первый. Акт второй: вы пьете «Оттонель», отвратительное дамское пойло на любителя, видимо, принесенное гостем. Акт третий: те же в спальне. Убийца привязывает руки жертвы, то есть твои, к спинке кровати… – Добродеев скривился. – Кстати, шарф, скорее всего, убийца принес с собой, иначе откуда бы он взялся. Акт четвертый: убийца сворачивает тебе шею. Случайности я не допускаю – намерение слишком явное. Сначала привязать, потом убить. Занавес.

– Как-то ты, Христофорыч, со своим наглядным реализмом… – пробормотал Добродеев, ослабляя узел галстука. – Между прочим, для этого нужна большая сила.

– Согласен, у убийцы сильные руки.

– Куда ты клонишь?

– Ты прекрасно понимаешь, куда я клоню. Мы рассуждаем гипотетически. Рассчитываем плюсы и минусы. Убийца и жертва были знакомы. Плюс. «Оттонель» – дамский напиток, такой же в серванте у… нее. Плюс. Сильные руки… мертвая хватка, как ты сказал. – Монах повертел рукой с синяками перед носом Добродеева. – Плюс.

– Ты думаешь, это Диана?

Монах пожал плечами.

– Ну… Не знаю. Она вцепилась в меня, когда была в трансе. Я думал, она сломает мне руку. Мало ноги, так еще и руку. Если помнишь, у нее даже голос изменился, стал ниже…

– И что?

– А то, что в трансе она другой человек. С сильными руками и низким голосом.

– По-твоему, у нее раздвоение личности? И она представляет себя… кем? Денисом?

Монах пожал плечами:

– И мотив налицо – сберечь неопытную младшую сестренку от мужчины путем его устранения. Потому она и считает, что он жив. Он убил Ваганта, он приходит в их квартиру и что-то ищет, он убил Леонида… в подсознании она в это верит и боится. Она легко подчиняется, брат полностью подмял ее под себя, она это приняла. Когда он убил Ваганта, она и это приняла. Когда он умер, она, не желая принимать его смерть, почувствовала себя одним целым с ним, то есть вобрала в себя его личность. Денис это Диана, Диана это Денис.

– Значит, ночью никого не было?

– Думаю, не было. Возможно, не было.

– Зачем же она позвала тебя?

– Эта двойственность мучает ее, она хватается за соломинку, чтобы освободиться. А тут экстрасенс, внушающий доверие… как-то так. Не знаю, Леша. Похоже, она на распутье – то ли погрузиться еще глубже, то ли попытаться вытолкнуть из себя личность Дениса…