Мысль об отмене коммунизма Шурочку умиротворила, и весь оставшийся путь он проделал более или менее спокойно, стараясь по возможности рационально использовать каждое сокращение гладкой мускулатуры и тем самым способствовать своему… появлению?.. рождению?.. избавлению? Правда, жутко хотелось курить, причём именно трубку и непременно набитую вишневым табаком, но с этим наш доктор героически справился. Ну, и бёртоновского костюма было жалко, конечно…

Свет брызнул в глаза неожиданно. Шура зажмурился и даже забыл дышать. Правда, лёгкие очень скоро о себе напомнили. Он глубоко вздохнул и открыл глаза. Прямо над ним стоял в развевающемся фривольно халате Морфей Морфеич и ехидно улыбался.

— Ну, и где же наш первый крик? — спросил он, наблюдая за пытающимся проморгаться от смазки Шурой.

— Тьфу! — сплюнул Шура, очищая рот. — Что я должен крикнуть?

— Не что, а как! Алгоритм такой — ты появляешься из… оттуда, потом орёшь, а потом я, как заправский акушер, заявляю: "Молодец! Громкий какой! Генералом будет!" И все вокруг, умиляясь, смеются радостным смехом.

— А кто «все»? — спросил Шура, с трудом поворачивая голову и смотря по сторонам. — Никого же нет.

— Да какая тебе разница? Ты знай себе, ори. Не нарушай традиции.

Шура послушно заорал самым густым басом, на который был способен. А Морфей — вот ведь негодяй! — промолчал. Только стоял и мерзко улыбался, гад!

— Ты чего молчишь? — негодуя, спросил Шура, изо всех сил помогая себе локтями выбраться.

— А чего кричать? Никого же нет. Сам же сказал! — с издевочкой заявил Морфей.

— Как это — никого? А я?

— А ты, Шурочка, и сам знаешь, что не быть тебе генералом. И в армии тебе не быть, — Морфей захохотал. — И на солдатские бани не ссать!

Он неожиданно ловко прыгнул в сторону и бросился к кустарнику, высоко поддёрнув полы халата и сверкая гладкими Тамаркиными икрами.

— Не ссать! — донеслось до Шуры напоследок, и он остался один…

Костюм совершенно не пострадал. Шура, оглушённый выстрелом и ещё не вполне пришедший в себя после, так сказать, квазинатального путешествия, придирчиво осмотрел пиджак и брюки и утешился.

— Хорошо у вас, в Пепперлэнде. Стирать не надо, гладить не надо. Знай себе, развлекайся без забот и хлопот, — сказал он Сержанту.

— У нас ещё много чего не надо. — ответил тот, привычно полируя револьвер. — Есть не надо, пить не надо, курить не надо… Если хочешь, кури на здоровье, но зависимости не возникает.

— А по нужде ходить надо? — язвительно спросил Шура

— Ты ходил?

— Нет, — подумав, признал Шура.

— Ну вот! — Пеппер прошёлся взад-вперёд по коридору. — Вот так и живём. Многого, конечно, нет, но основные моменты решены положительно.

— Ну конечно! — понял Шура. — Чем по нужде ходить, если не ешь и не пьёшь? Вот тебе и положительно! Положили на всё — и радуются.

— Опять недоволен! — начал терять терпение Пеппер. — Прямо принцесса на горошине!

— Принцесса без горошины! — продолжал нападение Шура. — Гороха-то у вас тоже нет, а?

— Замолчи, очень прошу! — потянул Сержант револьвер из кобуры. — А то я за себя не отвечаю!

— Порядок будешь наводить? Зачищать? Правильно! Давай! Зачищай! — Шура картинно махнул рукой и опустил голову.

На самом деле, внутри он был спокоен. Просто почему-то очень хотелось вывести этого, в сущности, вполне даже симпатичного вояку, из себя. Посмотреть, что из этого получится. При случае выторговать для себя дополнительные бонусы. Надо же как-то устраиваться! Помогать-то самому Шуре некому. На этом месте Шура мысленно затормозил. Просто он вдруг осознал, что совсем забыл о тех, кто был ему дорог — о Тамарке, Михе, Алике. Забыл и даже ни разу не вспомнил. Два вопроса горячечно запульсировали в Шуриной голове. Первый (и основной) — да что же он за сволочь такая? И второй, сопутствующий — что с его друзьями и когда он их увидит вновь? Ведь до этого он тоже бывал в Пепперлэнде, но возвращался к ним! Что же сейчас происходит?

Сержант, прогуливавшийся по коридору, остановился рядом с Шурой и положил тяжёлую ладонь на его плечо.

— Ну что, дошло?

— Ты о чём?

— О близких, Шура. О друзьях и любимой, — Пеппер потрепал Шуру по плечу.

— А… что с ними?

— С ними ничего. То есть, всё нормально. Ну, с учётом ситуации, конечно. А вот то, что ты о них задумался — хорошо. Очень хорошо!

— Когда… я с ними увижусь?

— Увидишься, обязательно увидишься! Но потом, — Сержант уже прилаживал ствол револьвера к дверному замку. — Добро пожаловать!

Шура опять летал. Он парил под потолком Тамаркиной спальни, а в спальне, на кровати, лежали Шура и Тамарка. Это было сильно — одновременно ощущать себя бестелесным духом легче воздуха и полноценным мужиком. Более того, мужем. «Да!» — с удивлением понял Шура, Тамарка — его жена, и ему это нравится. Он даже счастлив. А ещё он счастлив оттого, что в его жизни теперь кроме Тамарки есть маленькое, сопящее и орущее, пускающее пузыри и пачкающее подгузники Чудо.

Его подарила Шуре Тамарка около года назад. Тамарку, кстати, роды ничуть не изменили, тело её осталось таким же крепким и соблазнительным, как и раньше. Отношение к Шуре даже улучшилось — она души в нём не чаяла, так что можно смело сказать, что его семейная жизнь удалась. Парящий Шура хотел было сострить по этому поводу, но Шура лежащий ему этого не позволил, поелику был вельми занят поглаживанием Тамаркиной ноги, уютно лежащей на его бёдрах.

Нога была как всегда в чёрном чулке, — Тамарка чулки очень любила, и во время интимных ласк находиться без них отказывалась. Такой вот легкий фетишизм проявляла. По неторопливому движению жизненных соков в своём лежащем теле Шура определил, что он очень даже вовремя — активная фаза общения только что закончилась, уступив место любящей нежности.

Свет в спальне был погашен, но было довольно светло. Дело в том, что Тамаркин дом располагался в самом центре города, на перекрёстке двух самых оживлённых улиц, и был буквально окружён магазинами, кафе, ресторанами и прочими аксессуарами типично городской жизни. Плюс ко всему, в скверике наискосок от дома был возведён кафедральный собор с золочеными куполами и высоченной колокольней. Поэтому, несмотря на модные стеклопакеты на окнах, обладающие, как утверждали ловкие продавцы, повышенной звукоизолирующей способностью, ни полной темноты, ни настоящей тишины в квартире не бывало никогда.

Сейчас комната была окрашена в вишневые тона — это светили в окна огромные ярко-красные буквы «РОССИЯ» (так назывался центральный универмаг города). Временами вишневый цвет становился ярко-красным — это к вывеске присоединялся стоявший рядом с окном светофор, в очередной раз помешавший автомобилям, и от этого комната становилась похожей на обратную сторону конверта "Sgt. Pepper". Тело же лежащего Шуры, который никогда не любил загорать, казалось фигурой Пола Маккартни в голубом атласном мундире.