– Итак, из военных сил у нас имеется тагма схол, – Роман воззрился на доместика схол, Зенона, – Вигла и Нумеры[18]. Это все, чем мы располагаем.

– Двадцать тысяч скифов… – внешне бесстрастно повторил доместик схол: крепкий мужчина лет сорока, с широким лицом, где под низким лбом и густыми мохнатыми бровями почти сразу начиналась дремучая борода, рассеченная, будто чаша горным хребтом, крупным, неоднократно переломанным носом. Темные настороженные глаза смотрели из этой чащи, будто звери из двух глубоких нор.

Его отряд насчитывал около семисот человек. Отлично выученные, хорошо вооруженные, защищенные панцирями люди, сидящие на таких же лошадях, составляли грозную силу, но численный перевес варваров был уж слишком велик, чтобы надеяться на победу в прямом столкновении. И даже если василевс прикажет воинам Виглы и Нумеров поддержать всадников схол, перевес все равно останется на стороне скифов.

– Это неразумно, – Зенон покачал головой. – Василевс, Бог избрал тебя для того, чтобы вести избранный Им ромейский народ к торжеству и власти над народами, и, если ты прикажешь, мы умрем за Христа и за тебя. Но последнему погонщику обозных мулов известно: сражение следует устраивать, лишь имея все преимущества на своей стороне.

– Все же нужны переговоры! – поддержал паракимомен Селевкий. – Тянуть время, склонять к миру скифских вождей…

Члены совета закивали: многовековой опыт сохранения державы, постоянно осаждаемой со всех сторон, научил ромеев искать побед, по возможности уклоняясь от пролития крови и сберегая войска.

– Они же идут на судах, – напомнил патриарх. – А против судов у нас есть «морской огонь».

Тревожное известие, всех напугавшее, его, напротив, оживило: большие темные глаза заблестели, лицо разгладилось, и стало видно, что этому человеку в зеленой патриаршей мантии и в куколе под белой наметкой нет и двадцати пяти. Даже свой посох, знак священной пастырской власти, он держал так, будто был просто молодым пастухом и собирался отбиваться от волков.

– Правильно! – поддержал младшего брата Стефан. – Босфор можно запереть даже небольшим количеством судов. Если дать хороший залп, сжечь несколько скифских лоханок, остальные побегут.

– А есть у нас «морской огонь»? – Роман оглядел совет.

– Есть тот самый, что приготовлен для итальянцев, для Гуго, – оживившись, кивнул Феофан. – Устами патриарха глаголет сам Бог – этих запасов хватит, чтобы сжечь и десять, и двадцать тысяч скифов.

– А в море его вывозить на чем? – Роман обернулся к нему. – В Неории пусто!

– Не пусто, там же есть сколько-то хеландий, – сказал друнгарий виглы. – Я их видел.

– Они не на ходу, – качнул головой Валериан. – Константин Гонгила оставил те, что нужно чинить.

– А где их страты?

– Заняты починкой.

– Сколько их?

– Полтора десятка. Но иные настолько ветхи, что едва держатся на воде.

– Василевс, не дай безумцам снова увлечь тебя на путь неосторожности! – воззвал Селевкий, испуганный развитием этой безумной мысли. – У нас слишком мало войск. Допускать до сражения – только потерять людей напрасно! Я не военный человек, но и я знаю: для битвы нужно выгодное расположение, а у нас…

– Мы найдем именно такое положение на воде Босфора! – с торжеством перебил его Феофан. – Да, мы не можем прикрыть столицу и окрестности силами одних схол, но это на суше! На воде и десяти хеландий хватит, чтобы преградить путь скифским лодкам. Именно там мы можем одержать победу малым числом, благодаря нашему превосходству в мудрости и опыте, благодаря искусному управлению сифонами и судами! Это милость Божия ромеям, а кто отвергает милость Божию, тому не помогут и все войска мира!

– Этот замысел безумен! Патрикий Феофан предлагает морскую битву, будто он сам Константин Гонгила! Все же знают, какое ненадежное средство этот «морской огонь».

– Сколько людей пожгли сами себя, потому что порыв ветра ударил не в ту сторону! – хмыкнул этериарх.

– Ничего не выйдет, если не повезет с погодой. Если будет волнение или хотя бы слабый противный ветер, сифонам придется молчать, и тогда скифы захватят наши хеландии на Босфоре, и мы останемся вовсе безо всякого прикрытия! Есть надежда на успех, только если Господь в милости своей пошлет гладкое море и попутный ветер именно в тот час, когда скифы достигнут Босфора! Если удастся подойти к ним и сжечь хоть что-то, не подпустив их близко. У нас ведь нет сил на настоящее морское сражение! Кого мы посадим на хеландии? Городскую стражу? Дворцовую охрану?

– Это же не открытое море, в Босфоре бурь не бывает! – разгорячась, возразил паракимомену Феофан. – А погода хороша, и с чего бы ей измениться за несколько дней?

Он махнул рукой в сторону большого, в резных мраморных косяках окна. Ветерок шевелил листву на яблонях и гранатовых деревьях в саду, косой луч вечернего солнца золотил мозаику на полу под пурпурными сапогами василевса Романа.

– Погода не поможет нам выдержать сражение, когда скифы полезут на наши суда! – язвительно вставил Матфей.

– Пусть василевс пошлет схолы с этими хеландиями. Если мы сожжем хотя бы несколько скифских лодок, остальные испугаются, как верно сказал патриарх. Если нам удастся пугнуть их в Босфоре, мы таким образом прикроем и Константинополь, и Керас, и Пропонтиду.

– А северный берег Понта? – воскликнул паракимомен. – Анатолийские фемы?

– Ну, дорогой Селевкий! – Феофан развел пухлыми руками. – Если скифы повернут туда, в восточных фемах с ними сможет разобраться Иоанн и Варда Фока. У них этим летом сорок тысяч хорошего войска. Но сюда они не успеют, и здесь мы должны полагаться на себя и на милость Божию.

– Это безумие! – горячо твердил логофет дрома. – Нужно предлагать переговоры! Если найти любой корабль, пусть безоружный, и выслать навстречу, можно застать скифов еще по ту сторону Босфора – ну, хотя бы в Мидии! Собрать хоть каких-то даров, может быть, патриарх выдаст несколько старых одежд или кубков…

– Священные сосуды для скифов! – возмущенно отозвался Феофилакт. – Да ты сам хуже варвара!

– Я пытаюсь найти выход! У патрикия Феофана хорошо получается убеждать варваров и склонять их к миру. Пусть он применит свои способности, а не воображает себя сыном Армуриса![19]

– У нас нет столько денег! – почти в один голос сказали Феофан и Евгений.

– На содержание послов и купцов каждый год уходило по две тысячи номисм, это не так страшно, но выдать им разом триста тысяч я не в состоянии! – продолжал логофет геникона.