«1) Все уральское казачество огульно было признано им контрреволюционным — кулаческим, и не замедлили, разумеется, последовать соответствующие лица для воздействия на него и борьбы с ним.

2) Был издан целый ряд “карающих” циркуляров, инструкций сельским и волостным советам, и без того не скупящимся на “решительные” меры воздействия, окончательно терроризовавших казачество…

3) Возвращающиеся беженцы, напуганные распространяемыми среди них белогвардейской сволочью разной масти всякими нелепыми слухами о “зверской” жестокости большевиков, часто не впускались в свои станицы и дома.

4) Домашнее имущество их, сельскохозяйственный живой и мертвый инвентарь расхищался.

5) Началась полоса “агитации” и “насаждения” принудительным путем “коммунии”.

6) В самом городе Уральске с первых же дней были закрыты все “обжорки” на толкучем рынке, где питалась беднота городская, все дешевые чайные и столовые, мелкие лавчонки съестных припасов, мелкие торговые ларьки, киоски и пр. мелочь — все замерло. Через неделю беднота городская взвыла от голода, так как ничего взамен разрушенного не было организовано. Разумеется, это нисколько не отозвалось на тех, у кого были запасы продуктов.

7) На указания местных людей, более трезво и серьезно смотрящих на вещи, на всю нелепость подобной “политики”, не обращалось никакого внимания.

8) Предложения созвать съезд трудового казачества и организовать, хотя бы временно, Казачий Отдел, чтобы привлечь к строительству Советской власти трудовое казачество, Облревкомом были решительно отвергнуты.

9) Наоборот, разрабатывались проекты о выселении “кулацкого казачества”, а таковым оно считалось на 2/3, и переселении на его место крестьянской бедноты центральных губерний.

Прямолинейность подобной политики послужила лучшей агитацией для контрреволюции. Белогвардейские агенты очень умело использовали эти головотяпские приемы строительства Советской власти. И хотя два месяца спустя после моего доклада центральной власти был изменен курс политики в Уральской области вновь назначенным предревкома тов. Ульяновым (председатель Уральского областного ревкома в марте — мае 1919 года. — П. А.), но было уже поздно. Агенты генерала Толстова уже успели сделать свое подлое дело. Путем посылки в тыл вооруженных отрядов они принудительно мобилизовали снова перешедшее было на нашу сторону казачество и подняли в тылу у нас восстания.

10) Мы своевременно не успели мобилизовать уральского трудового казачества и влить его в ряды нашей Красной армии, несмотря на то, что само трудовое казачество хотело это, чтобы противопоставить его белогвардейскому — офицерско-кулацкому казачеству».

Ружейников отчаянно пытался достучаться до Москвы, чтобы прекратить истребление казаков: «Большинство ведет к окончательному срыву Советской власти в области. Большинство членов ревкома слепо проводит крайнюю политику тов. Ермоленко — самое беспощадное истребление казачества. Город и область разграблены. Возвращающиеся беженцы не находят своего имущества, часто не впускаются в свои дома. Началось самочинное переселение в дома беженцев крестьян пограничных уездов, захватывающих живой и мертвый инвентарь.

В подтверждение всего вышеуказанного привожу инструкцию советам:

§ 1. Все оставшиеся в рядах казачьей армии после первого марта объявляются вне закона и подлежат беспощадному истреблению.

§ 2. Все перебежчики, перешедшие на сторону Красной Армии после первого марта, подлежат безусловному аресту.

§ 3. Все семьи оставшихся в рядах казачьей армии после первого марта объявляются арестованными и заложниками.

§ 4. В случае самовольного ухода одного из семейств, объявленных заложниками, подлежат расстрелу все семьи, состоящие на учете данного Совета, и т. д….»

В ночь на 7 мая 1919 года из заключенных в Уральской тюрьме 350–400 казаков 9-го и 10-го Уральских казачьих полков, перешедших на сторону большевиков в марте 1919 года, были расстреляны около 120 — просто из-за того, что в тюрьме не оказалось конвоя на случай эвакуации города; нескольких казаков чекисты утопили.

Насилие и издевательства над сдавшимися казаками и мирными жителями привели к вспышкам восстаний в тылу Красной армии. Объявленные вне закона и подлежащие уничтожению казаки ответили большевикам войной на истребление. Начавшееся 10 апреля контрнаступление Уральской армии встретило поддержку даже тех станиц, которые поначалу восприняли приход красных нейтрально или даже доброжелательно, надеясь на завершение войны.

Насилие, как всегда, порождало насилие. 15–17 апреля под Лбищенском была разбита 64-я бригада 22-й дивизии, казаки расстреляли полторы тысячи пленных и раненых красноармейцев, столько же конвойных и обозников погибло под хутором Бударин, когда 2-я дивизия полковника Сладкова нагнала обоз с хлебом. 25 апреля казаки подошли к Уральску и начали его осаду. Снимать ее пришлось Чапаеву и его соратникам.

25-я стрелковая дивизия, начальником которой был назначен Василий Чапаев, включала в свой состав девять стрелковых и один кавалерийский полк, в том числе Интернациональный и Иваново-Вознесенский, четыре артиллерийских дивизиона и запасной батальон. Кроме того, соединение усилили авиационным отрядом и бронеотрядом. К началу апреля 25-я дивизия насчитывала более одиннадцати тысяч человек и более тридцати орудий. Этими силами командование Южной группы и Восточного фронта намеревалось изменить неблагоприятно складывавшуюся для красных обстановку на самарском и симбирском направлениях.

Поражение 5-й армии под Уфой, оставление города 13 марта и неудачно завершившийся контрудар красных привели к прорыву центра Восточного фронта. Белые стремительно наступали, их передовые отряды в марте преследовали красных на санях и преодолевали в день по 30–35 верст, стремясь выйти к Волге в среднем ее течении.

Положение Красной армии осложнялось нестабильной ситуацией в тылу: в начале марта в пяти уездах Самарской губернии вспыхнуло крестьянское восстание, известное в советской историографии как Чапанная война. Восставшие выступили с наивным лозунгом «За большевиков против коммунистов» и отказывались от призыва в Красную армию. 9 марта им удалось занять Ставрополь на Волге (ныне — Тольятти). Кроме того, в ночь на 11 марта 1919 года против советской власти выступил 175-й полк 20-й стрелковой дивизии. Восставшие захватили оружейный склад и пытались поднять восстание в других частях, но потерпели поражение. Уже к вечеру 11 марта восстание было подавлено. Сложнее оказалось подавить крестьянское восстание. Ставрополь был занят Красной армией уже 13 марта, но подавление очагов выступления в глубинке затянулось до 18–20 марта. Командующий 4-й армией Михаил Фрунзе в письме Реввоенсовету отмечал, что при подавлении восстания убито около тысячи человек и расстреляны 600 «главарей и кулаков». Карательные отряды сожгли село Усинское, где ранее восставшие разгромили красный отряд в 170 человек. Фрунзе отмечал, что достигнутое успокоение — лишь его видимость, ближний тыл остается неустойчивым, угроза главной артерии Советской России — Волге сохраняется.