Передельский открыл рот от неожиданности. Неужели бесславная погибель грозила ему от этой милой девочки в трогательной кофточке, связанной бабушкой? Он вдруг вспомнил темное пятнышко на радужке левого глаза хозяйки и странное спокойствие, с которым она встретила и приютила журналиста. А еще он вспомнил то жуткое граффити с черепом поверх звезды, приходящейся прямо в левую глазницу. Сложив одно с другим, Передельский получил неутешительную картину и понял, что отсюда, из этого, как ему казалось, безопасного гнезда надо срочно делать ноги. Он, как никто другой из смертных, начитавшись описаний и откровений Ундольского, понимал теперь, с кем имеет дело. Передельский попытался заглянуть в глаза аукциониста, но тонированные стекла очков Альбиноса мешали оценить потенциал угрозы. И тогда он решил идти ва-банк.

– Сколько дадите за архив? – в лоб спросил журналист.

– Я похож на идиота? – удивился аукционист. – Я еще жить хочу.

– Что предлагаете?

– Стандартную процедуру, – ответил аукционист. – Вы привозите лот в Исторический музей, его там берут под охрану, мы заключаем договор, выставляем лот на сайте, а дальше – торги. Единственное, чем я могу вам помочь, это отвезти вас с архивом в Исторический музей. И имейте в виду, я очень рискую.

Передельский облегченно вздохнул. Все складывалось как нельзя лучше. Журналист даже улыбнулся. Но маховик уже был запущен и набирал обороты.

Журналист влез в свою куртку, натянул сапоги и, закинув за плечо рюкзачок, вышел вслед за аукционистом.

Утром молодая жена нашла мужа валяющимся в одном исподнем в массажном кресле. Временами он страдальчески морщился, когда воздействие механических кулачков доставляло ему болезненные ощущения.

– Любимый, я как-то странно себя чувствую, – поделилась новыми впечатлениями Марья, – я будто слышу, как течет моя кровь по сосудам.

– Ничего страшного, привыкай, – посоветовал молодой муж.

Марья еще не успела обжиться в обширных апартаментах семейного гнезда, свитого для нее Уаром, и робела. Ей теперь казалось, что в старой бабушкиной квартире все необходимое было на расстоянии вытянутой руки. В нее, в эту крохотную бабушкину квартиру, где провела она юность, можно было завернуться, как в одеяло. Еще непривычней оказалось наличие прислуги. Впрочем, с этим как раз Марья примирилась легко и охотно. Она было подумала, что надо бы перевезти сюда кое-какие свои вещи, но вскоре поняла, что здесь есть все, что необходимо, и даже больше. Но как же так, думала девушка, мы столько лет наживали разные нужные вещи, берегли их, любили, и вдруг оказалось, что, кроме фотографий, взять в новую жизнь нечего? Да и фотографии можно оцифровать и хранить на болванке. А то и вовсе в Сети. Ни бабушкиной вазочки-корзинки, ни утренней белой чашки, ни ночнушки со снупиками, ни любимой книжки – ни единого предмета, такого душевного и любимого когда-то, не имело смысла переносить в ее новую жизнь. Они были бы здесь неуместны и выглядели жалко. Марья просто выросла из своего прежнего дома и его предметного ряда. А теперь одна только ее гардеробная комната размером превосходила небольшой конференц-зал и требовала услуг гида. Роль гида здесь выполнял пульт управления гардеробной – ПУГ – уменьшенный аналог ЦУПа. Для выбора одежды на пульте имелось два меню: одно было отсортировано по назначению, например опция «деловые костюмы для встречи в верхах». В этом случае встроенный стилизатор сам определял цвет, длину юбки, подбирал аксессуары, белье, обувь и косметику. Второе меню сортировало содержимое гардеробной по настроению хозяйки и набиралось на клавиатуре в свободной форме, согласно ее прихотям, например «легкое желтенькое платьице» или, скажем, «что-нибудь томное зеленое на вечер», и тогда из всего ежемесячно обновляемого ассортимента нарядов, присылаемых самыми именитыми модными домами, электронный стилист находил заказанное и комплектовал к нему все остальное, включая аромат.

Наигравшись пультом, Марья уселась на колени мужа и, прижавшись щекой к его татуировке на груди, спросила:

– Послушай, а в чем суть превращения? Что изменилось с доподлинным приобщением? Чисто механически как процесс выглядит?

Молодой муж обхватил ее руками и говорил ей в ушко, словно сказку сказывал:

– Жила-была лягушка на болоте и не знала, что она – царевна. Пришел царевич, выстрелил из лука, пронзила стрела склизкую оболочку, оболочка лопнула и сползла с лягушки. И оказалось, что лягушка – всем царевнам царевна.

– Нет, ну конкретно, – смеясь и жмурясь, просила Марья.

– Хорошо. Я конкретно прокусил твою внешнюю оболочку, которая мешала тебе развиваться, она лопнула и сползла с тебя, как шкурка. И обнажила твою суть. Этот акт подобен половому акту с девственницей: прорвав девственную плеву, деве позволяют вызреть и раскрыться в прекрасный цветок, а не завянуть бутоном в жесткой зеленой коробочке чашелистиков. Но ты не о том… Подумай лучше, с кого начнешь.

– Что начну? – не сообразила Марья.

– Первую трапезу. Это должен быть какой-то достаточно близкий круг, который легко подпустит тебя к себе на расстояние, потребное для укуса, – пояснил жене Уар и вдруг увидел, как румянец окрасил ее щеки, а в глазах заплескалась радость. Похоже, девочка уже определилась с первой кормушкой. Значит, в ее прошлой жизни числились враги.

– Я им «отвальную» устрою. Сегодня же. Всех расцелую! – развеселилась Марья.

– Только имей в виду, ты ж еще инструктаж не проходила, так вот, знай пока хотя бы одно: пить – нижними зубами. Только нижними!

Подойдя к пульту в гардеробной, Марья некоторое время решала: нажать в меню «Настроение» на опцию «Убить» или пока только на «Травмировать»? Эх, гулять так гулять, решила она и нажала на «Убить». Облачилась в тщательно сформированный комплект одежды, подобранный электронным стилистом под подаренную вчера брошь, украшавшую некогда, в середине XVIII века, корсаж платья императрицы Елизаветы Петровны. Называлось украшение «Малым букетом» и выполнено было из золота, эмали и драгоценных камней. Асимметричная композиция в стиле рококо небольшого бриллиантового букета была составлена мастером-ювелиром из листьев и стеблей разнообразных форм. На фоне мерцающей зелени эмалевой листвы играли пепельно-розовые бриллиантовые бутоны, отливающие лимонно-желтым блеском декоративные цветы, сверкающий красноватыми отблесками бриллиантовый пурпур розы. И была в нем одна хитрость, впрочем весьма распространенная в те времена: теплые краски камня, поставленного на фольгу, создавали впечатление едва уловимого движения букета.

Уар залюбовался.

– Брошь сдавать не будем. Можешь оставить себе, – сказал он.

– А можно? – изумилась Марья.

– Конечно, можно. Это же все наше. Заявление надо только написать и у Фофудьина завизировать.

– А на чье имя заявление?

– На мое или на свое. И еще что-нибудь на первое время подбери, чтобы не бегать каждый раз к Фофудьину. Заболтает до обморока.