Почуяв, что ситуация неожиданным образом переменилась в ее пользу, девушка не стала дожидаться разбора полетов, за что генерал был ей несказанно благодарен, хоть и удивлен, и поехала к храму. Чем черт не шутит? – подумала она, заезжая в подземный паркинг храма.

Но въезд для нее был тут же перекрыт бдительной, но зажравшейся охраной, смотревшей на «Форд-фокус», как солдат на вошь. «Каждая кочка мнит себя Джомолунгмой», – разозлилась Марья и, наученная предыдущим опытом, вынула черную пластину-звездодыр. И дальше с удовлетворением наблюдала, как таращатся в ужасе и, придя в себя, спешно берут под козырек охранники, как бежит со всех ног главный начальник АХЧ, кланяясь, пересаживает ее на пассажирское сиденье, сам садится за руль и загоняет «форд» в персональный лифт, который поднимает машину прямо в рабочие помещения. Девушка с трудом сдерживала изумленное «ВАУ!», стараясь сохранять подобающее выражение лица.

Покинув машину, которую лифт тут же увез обратно в паркинг, Марья оказалась в начале длинной дворцовой анфилады. Вдоль стен, увешанных старинными французскими шпалерами, на мраморных консолях высились отлитые из золота фигуры в странных изломанных позах с запрокинутыми головами. Анфилада скупо освещалась редкими напольными канделябрами. Отсутствие окон придавало внутреннему пространству вид сумрачный и немного музейный. Ничего похожего на деловую атмосферу офиса не наблюдалось. Наконец, Марья вышла к помещению, которое, хоть и с большой натяжкой, можно было назвать рабочим. За старинным резным бюро, выполненным из ароматного сапелли махагони, что-то писал в своем «Молескине» Параклисиарх. Повернувшись всем корпусом к девушке, он с поклоном пригласил ее устроиться в громоздком кресле с тиснеными голубыми птицами по золотому полю на обивке. На мраморном столике в вазе из севрского фарфора благоухали свежие зеленовато-белые розы, которые, на вкус Марьи, гораздо лучше смотрелись бы в чем-нибудь попроще. И вообще, все здесь было как-то чересчур. И ничто не напоминало о том, что это служебное помещение – офис пиар-службы холдинга.

Параклисиарх был рад, что он не ошибся в этой девушке. Она оказалась внимательным, вдумчивым слушателем, что, по его мнению, должно было способствовать скорой ее адаптации и успешной самостоятельной деятельности на новом поприще. Малюту удивил вопрос новоиспеченной Матери ночной Москвы относительно холдинга ЗАО МОСКВА. Впрочем, рано или поздно ее все равно пришлось бы вводить в курс дела.

– Холдинг был создан Мосохом в незапамятные времена, существовал под разными названиями, но всегда носит его имя. В него входят все учреждения и предприятия, начинающиеся с «МОС»: МОСТОРГ, МОСШИНА, МОСРЕЗИНА, МОСШВЕЙ, МОСПРОДУКТЫ, МОСИСКУССТВО, МОСБАЗА, Банк МОСКВЫ…

– Кто бы мог подумать?! – удивилась Марья. – А Моссовет?

– Нет, Моссовет – это как раз франшиза. Как и мэрия Москвы, – пояснил Параклисиарх, – а вот марка Moschino, винтовка Мосина и модель Кейт Мосс – это наши бренды.

– Так что, комьюнити само трудится на всех этих предприятиях?

– В некотором смысле холдинг – это такой всемосковский аутсорсинг. Кто бы что ни затевал, все равно консалтинг, бухгалтерское и юридическое сопровождение осуществляем мы. Так что мимо рта не пронесем.

– А что такое ПРА? – спросила Мария.

– Это деньги, или кровь. Видите ли, деньги и кровь – это на самом деле одно и то же. В функциональном смысле вам, наверное, будет проще понять… В свое время вы получите ответ системный.

– Вот только не надо на глаз определять мой IQ! – разозлилась Мария.

– Примите извинения. Тогда вам придется воспринять эту фразу один к одному. Буквально. Простой пример, хрестоматийный, можно сказать: как вы думаете, что является конечным продуктом в торговле оружием? Деньги? Нет. Кровь! Или вот, свежачок: странным образом, подобно капелькам ртути, в Провиантских складах стали соединяться воедино кровь и деньги – запасы кровяной сгущенки притянули к себе депозитарий. Но странным это может показаться лишь непосвященным. А для нас этот процесс – самый что ни на есть логичный и естественный.

– Скажи, а правительство, президент – они тоже на крови сидят? – уточнила Мать.

– Нет, эти газ сосут, нефть… У них своя поляна – кровь Земли, так сказать. Мы не пересекаемся. Да и зачем? Они – смертные. Приходят, уходят… Хотя, когда им необходима «свежая кровь» для новых проектов и свершений – типа иннодернизаций, они обращаются к нам. А нам что, нам не жалко. В наших закромах любых заготовок навалом – каждая власть одни и те же фокусы прокручивает, одних и тех же облезлых зайцев из шляпы вытаскивает. Так что – достаем сгущенку, разводим жидко… Сделка происходит на вполне взаимовыгодных условиях. Никто никого не ущемляет. У нас иногда даже технологии схожие. Например, один из самых узнаваемых москвичами городских видов – развлекательный комплекс «Ударник» вкупе с ГЭС-2. Комплекс утилизирует в тепло выхлоп денег развлекательного комплекса. Вот такие новые технологии применяет МОСТЕПЛО. Наши технологии… – Малюта усмехнулся. – Кроме того, в последнее время красный павильон радиальной станции «Арбатская», закодированный нашими «М» с четырех сторон во избежание утечек, работает в качестве сепаратора ПРА, вытекающей мощным потоком из расположенного за ним здания структурного подразделения Минобороны – Генштаба на Знаменке. Фонд Мира выполняет при этом сепараторе функцию департамента логистики. Ну, вы же знаете: хочешь мира – готовься к войне. Таких сепараторов в Москве имеется несколько.

– Постой, ты хочешь сказать, что смертные власти за просто так дают пастись комьюнити?

– Ну, во-первых, кто их спрашивать будет? А во-вторых, – Параклисиарх замялся, – да, вы правы: не за просто так. А за вполне конкретный откат. Ежегодно для этой цели Митрофания осуществляет залповый отсос ПРА. Потом, правда, случается инфляция, но она запланирована в бюджетных документах смертной власти. Так и называется – плановая инфляция.

– А вы и смертную власть пьете?

– Верхних-то? Нет, конечно. Как их пить? Они же все неместные. Немосковские. Лимита… Я уж и не припомню, когда коренной москвич ключевой пост занимал. Разве что батюшка супруга вашего. А с тех пор – то немцы, то «средняя полоса», то грузины, то хохлы. Теперь вон питерские. Другое дело – московские власти. Этих не грех и попить, а то ведь, не ровен час, лопнут.

Марья кивнула, соглашаясь.

– Теперь небольшой инструктаж. – Малюта подвел Марью к окну и показал на зубчатые московские крыши. – Вам следует знать, что в Москве имеются всевозможные нижние зубы и зубцы, хорошо читаемые в московской аутентичной архитектуре, а также в новоделах «по мотивам»: Моспроект и МосАрх – это тоже наши подразделения. В том смысле, что курируются Растопчиным. Сталинские высотки служат точками сборки. Местами энергетической подзарядки. Это его сиятельство граф Растопчин в свое время расстарался. А зубы и зубцы – это система нашей безопасности, а не просто декор. Как и буквы «М» над станциями метро. Да вы посмотрите пристрастным взглядом на Москву: всюду зубья и «М». Конечно, квинтэссенция безопасности – это звезда. Но их в Москве становится все меньше. Высотка со звездой на шпиле – это, можно сказать, последний оплот, заповедное место силы. Кстати, Останкинская телебашня работает в режиме вантуса, очищая засорившиеся каналы ПРА. Каждый телевизионный канал – это и есть канал ПРА. А памятник Петру на Москве-реке – это тонометр. Измеряет давление ПРА, накачиваемое ПРА-напорными высотками. Но это новые фичи, еще не совсем отлаженные.