С таким коварством золото волос

На ней покрыла сетка золотая,

Что взору вряд ли разрешить вопрос,

Где мертвая краса и где живая.

Э. Спенсер

Капище было старым, очень старым. Поставленные правильным кругом огромные каменные глыбы резко вздымались вверх, а в середине была положена ровная квадратная плита — жертвенник. Покрытые серым мхом глыбы давно почернели от времени, а те, что поменьше, давно превратились в небольшие холмики, заросшие бурой травой. Вокруг капища теснился лес. Черный, почти непроходимый, страшный. Тем более сейчас, когда закатный шар солнца повис где-то далеко за лесом, освещая лишь верхушки сосен да низкие кучерявые облака. Каким чудом они оказались у капища, никто бы сказать и не мог. Увидев позади себя тучу дорожной пыли, приняли ее за погоню и на всякий случай свернули в ближайший лес, куда вела довольно-таки широкая утоптанная тропинка… затем полностью затерявшаяся в лесной чащобе. Покрутились, полазали по буреломам — нет, похоже, лошадям дальше было не пройти. Снорри даже порывался залезть на высокое дерево, посмотреть… но вот кто-то, кажется Ирландец, наткнулся-таки на тропинку. Узенькую, еле заметную, больше похожую на звериную. Что ж, все лучше, чем ничего. Взяв коней под уздцы, вся компания беглецов — Хельги, Снорри, Магн и Ирландец — медленно пошла по тропе, настороженно сжимая в руках мечи и копья. Шли долго — тропинка то выводила на веселые солнечные полянки, то вновь ныряла в чащу, — а один раз пересекли такое урочище, что уже не чаяли и выйти, — рыча, шастал там по кустам какой-то большой зверь, похоже — медведь. Правда, на глаза так и не показался, хоть и хрипели лошади. Ушел, слышно было, как затрещали кусты малинника. Только лишь ближе к вечеру боги словно услышали их молитвы — внезапно лес расступился, и показалась большая поляна, с этими вот самыми плитами. Капище. Самое смешное, что, похоже, обратно из него было не выйти, по крайней мере сейчас, на ночь глядя.

— Устраиваемся на ночлег, — объявил Хельги, и все облегченно вздохнули — утомились шататься по лесам, да если б еще и лес-то был путний, а то ведь одни урочища. Наломав веток, устроили шалаши. Магн предлагала один, большой, прямо у жертвенника, однако Хельги рассудил иначе. Шалашей соорудили пару. Небольших, незаметных, и не в капище даже и не на поляне, а чуть глубже, в лесу. — На всякий случай, — пояснил ярл. — Вдруг кто нагрянет?

Магн хмыкнула, Снорри, глядя на нее, рассмеялся, а Ирландец одобрительно кивнул. И правда — вдруг кто нагрянет? Кто знает, может, этим капищем пользуются?

Ночь пришла незаметно. Просто потемнело небо, а в лесу и без того было темно, лишь поляна с плитами светлела между стволами. На краю поляны развели костер в маленькой, специально для этого вырытой яме. Поджарили подстреленного в лесу зайца. Зайца подстрелил Снорри и даже полез за добычей в чащобу, игнорируя осуждающий взгляд ярла. А вот теперь пригодился заяц! Вкусный. Дрожащее пламя костра выхватывало из темноты ближние камни капища и стволы деревьев до самых вершин. Хельги поморщился. Эти отсветы были бы хорошо заметны издали, если б было кому смотреть. Сразу после того, как заяц поджарился и привязанных меж деревьями лошадей напоили водой из текущего рядом ручья, ярл велел затушить костер. Готовились спать, разделив ночную стражу на смены. Первой дежурила Магн, затем Снорри, Хельги и — уже под утро — Ирландец. На черном небе мерцали звезды, прятался за облаком узкий край луны, заливавшей капище зеленоватым колдовским светом. Где-то недалеко, в балке, тихо верещали сверчки. На надоедливо звенящих комаров уже давно не обращали внимания — привыкли, да и не до них, честное слово, было. От ручья струился туман. Густой, дрожащий, холодный. Магн поплотнее закуталась в плащ, бросив взгляд на луну… Ага, серебряный полумесяц уже над краем капища, а вот когда будет вон над той сосной — тогда можно будет будить Малыша Снорри.

Снорри проснулся быстро, как и полагалось викингу. Протер кулаками глаза, кивнул и, обойдя капище — не появилось ли чего подозрительного? — уселся под старую ель, положив на колени копье. Охватывающая лес тишина была лишь кажущейся. Малыш прислушался к ночным звукам. Вот грузно захлопали чьи-то крылья. Сова. Ага, вот и пискнула мышь. В отдалении послышались чьи-то шаги, тяжелые, но вместе с тем осторожные. Снорри приподнялся, крепче сжав в руке копье. Кабан! Здоровенный секач, да не один — со всем стадом. Было слышно, как хрюкали детеныши и самки. Поводив длинной клыкастой мордой, кабан призывно хрюкнул и, спустившись к ручью, стал шумно пить. За ним последовало все стадо. Напившись, ушли… только чуть погодя, уже довольно далеко, раздались вдруг приглушенный визг и злое рычание. Видно, напала-таки на кабаненка рысь. Да, это ее дурное мявканье. А вот странный тягучий вопль — так кричит выпь. Похоже, в той стороне болото. Вот снова пролетела какая-то большая птица, на этот раз куда как более ловкая, чем сова. Коршун? Или пустельга? Нет, пустельга вроде бы по ночам не летает, да и не такая она огромная. Вот захрапели в темноте лошади. Затихли. А вот опять кто-то идет к водопою. Даже, скорее, крадется. Какой-то большой зверь. И, видно, опять не один. Стадо. Или стая? Волки? Нет, коли б были волки, не стояли бы так спокойно кони. Снова кабаны? Но не слышно хрюканья. Лоси? Косули? Лани?

Чья-то нога неосторожно шлепнула по воде ручья. Нет! Это не зверь. Явно люди! Снорри быстро поднялся и осторожно прокрался ближе к ручью. Впрочем, и красться-то долго не пришлось — идущие вышли на поляну. Они ничуть не скрывались — а кого опасаться в этом безлюдном, давно заброшенном месте? — трое, один впереди, двое других — следом, с какой-то тяжелой ношей. Они шли прямо к капищу и, остановившись у жертвенника, бросили ношу наземь. Снорри ужом прополз к шалашам, разбудил всех, шепотом поведав об увиденном.

— Магн и ты, Ирландец, — к лошадям, а мы со Снорри посмотрим, — распорядился ярл и вслед за Малышом пополз к капищу.

А там уже разворачивалось весьма интересное действо! Пришедшие зажгли воткнутые в землю факелы, четыре, по краям жертвенника, один — среднего роста, длиннобородый, возраст из-за полутьмы было не определить — завозился у жертвенника, а двое других — здоровенные парни — наклонились к ноше. Послышался чей-то стон… Следящие переглянулись. Ношей, что притащили сюда парни, оказалась завернутая в рогожу связанная нагая женщина. Даже не женщина, юная дева с прекрасным, белеющим в свете луны телом и длинными темными волосами. Длиннобородый обернулся к ним и что-то повелительно произнес. Разом кивнув, парни грубо подхватили девушку и быстро потащили ее к каменной плите жертвенника. Перевернув на спину, привязали, воткнув по углам вешки. Девушка застонала и что-то сказала длиннобородому, в голосе ее, дрожащем и беззащитном, явственно слышалась мольба. Тот что-то злобно прошипел в ответ и, наклонившись, несколько раз ударил девушку по щекам. Послышались приглушенные рыдания. Между тем здоровяки низко поклонились длиннобородому и встали по обе стороны жертвенника. Главный взмахнул рукой. Блеснуло изогнутое лезвие серпа. Девушка вскрикнула и закрыла глаза, готовясь к неминуемой смерти.