Соколов прислонился спиной к стене, сложил на груди руки и внимательно на меня смотрит. Взгляд обеспокоенный, серьёзный, плечи напряжены, губы сжаты. Он все еще злится на себя за то, что я это увидела.

– Не о чем говорить, Дём. Все нормально. Мне нужно было немного времени, чтобы побыть одной. Залезешь ко мне? Я тоже хочу с тобой поговорить.

Без лишних вопросов снимает с себя одежду, проверяет, точно ли заперта дверь, и забирается ко мне.

Наношу несколько капель мужского геля для душа на губку и плавно вожу по его напряженной груди и животу.

– О чем ты хотела поговорить со мной в такой обстановке? – смеется он. Тоже оттаивает. – Ты думаешь, я сейчас способен думать о чем-то серьезном? – закрывает глаза. Его дыхание постепенно меняется и мое вместе с ним.

– Тогда отложим на утро, – сама обнимаю его и прижимаюсь щекой к груди с пушистой белой пеной. Она смешно похрустывает лопающимися мыльными пузырями.

– Напугала меня, – ворчит Демид, водя пальцами вдоль моего позвоночника. – Представляю, что ты там себе накрутила.

– Ничего, – задираю голову, ловлю его губы. Отрываюсь, чтобы глотнуть воздуха. – Точнее «чего», но потом я вспомнила твои слова про «патологически верного», и меня отпустило.

– Шутишь, это хорошо, – улыбается Соколов. – Я понимаю, что мне эти слова еще долго доказывать на деле, а тут еще эта чертова история.

– Мне надо с Наташей самой встретиться. Это было бы правильно.

– Категорически нет. Она сейчас в таком состоянии… Я не знаю, чего от нее ожидать, а рисковать тобой не буду. Я эту историю сам зафиналю, без твоего участия. Тебе Аверьянов звонит?

– Звонит. Мне сообщения из черного списка десятками приходят. Никак не дозвонится, бедный, – хихикая как девчонка, трусь щекой о плечо своего мужчины.

– Отлично. Саня ему тоже звонит, – усмехается Соколов. – Завтра поедем с тобой смотреть представление.

– Третий акт в разгаре?

– Угу, – ловит мои губы. – Все, забыли на хрен про всех бывших. Иди ко мне, – крутит меня, прижимает собой к стене, – извиняться буду.

– Это скоро войдет в привычку, – смеюсь, позволяя этому мужчине творить с собой все, что ему сейчас хочется. – И вообще, тебе не за… Ай! – получаю ощутимый укус в шею.

– Тихо, я сказал, – рычит мне ухо. – Сейчас можешь говорить только о том, как тебе хорошо со мной, – самодовольно заявляет этот искуситель.

Из душа выхожу на ватных ногах и Соколов с довольной мордой. Извинился.

Уютно обнимаемся и смотрим перед сном фильм. А утром разъезжаемся по своим делам до самого обеда. У меня работа, у Демида встреча с юристами.

Он забирает меня ближе к часу дня и везет смотреть представление.

Машину эту Даниил не знает. Тонировка позволяет нам видеть все, что происходит на улице, а вот с улицы нас не видно совсем.

Паркуемся недалеко от трех агрессивных автомобилей Сатьянова. Возле них уже стоят крупные мужчины в черных футболках с оружием на показ. К стене офисного здания жмется бледная, перепуганная Вика, а Даниил в ужасе что-то вещает Александру Петровичу.

Соколов приоткрывает окно ровно настолько, чтобы нам все было отлично слышно. Я прижимаюсь к стеклу ладошками и смотрю, как унижают моего мужа.

– Я тебе бабки перевел? – с каменным лицом наседает Сатьянов.

– П-перевели, – нервно заикаясь, часто кивает Аверьянов. – Я же объясняю, у н-нас форс-мажор, возникли непредвиденные обстоятельства, я уже решаю вопрос с банком.

За последние пару дней Данила оббежал все банки нашего города и ни в одном ему не дали кредит. Соколов и здесь постарался на славу, подключив все свои связи.

– Что ты мне втираешь? Ни о каком форс-мажоре речи не было! Ты бабки получил, бумаги подписал и слово дал, что все вовремя будет! У меня стройка стоит, я из-за этого очень расстраиваюсь. А когда я расстраиваюсь, кто-нибудь умирает, – достает пистолет и давит им на висок Аверьянова.

– Я п-правда н-не знаю, куда они исчезли. Я найду, мне нужно в-время. Пожалуйста.

Даниила трясет, Вика там опять носом хлюпает и сильнее в стену вжимается, когда Сатьянов на нее многообещающе смотрит.

– Два дня у тебя. Строительные материалы можешь себе в задницу засунуть. Бабки мои верни. Не будет денег, у нас с тобой будет совсем другой разговор, – бьет его стволом под дых, и Даня сгибается пополам.

Я кусаю губы и не могу оторваться от этой картинки. Будто кино смотрю. Это страшно и завораживающе одновременно. Мне не жалко Аверьянова. Его место именно там, в ногах у вот таких вот людей, как Сатьянов.

– Моя кровожадная девочка, – к кромке уха прикасаются губы Демида. Его сильная рука обнимает меня за талию.

Какие они все же разные. Прикосновение Демида дает мне уверенность, спокойствие, опору. Прижимаюсь к нему спиной и продолжаю наблюдать за происходящим на улице.

– Два дня – это нереально! – нервничает Даня. – Там такая сумма… Мне нужно больше времени, – пытается торговаться.

– Меня твои хотелки не волнуют, бизнесмен, – с пренебрежением выплевывает последние слова. – Два дня! Время пошло. И я тебе очень рекомендую бабки мои найти, – наносит ему еще несколько жестких ударов.

Вика визжит, Даниил падает. Нос ему разбили и губу тоже. За ребра держится, а меня это вообще не трогает.

– Мой муж сделал меня жестокой, – произношу вслух.

– Это не так, – категорично заявляет Соколов. – Тебе просто больно и страшно за свою дочь. Ты защищаешься. Поехали, – дает команду водителю.

Дёме звонит Сатьянов. Не слушаю их разговор. Все время оглядываюсь, чтобы посмотреть, что еще там происходит. Вика помогает Даниилу встать, суетится вокруг него, вытирает с лица кровь. Мне даже кажется, что она правда его любит. Глупая…

Отворачиваюсь, беру под руку своего Соколова, устраиваю на его плече голову. Он обнимает меня в ответ, второй рукой продолжая прижимать к уху телефон.

– Дём, мне нужен совет, – прошу, как только он убирает трубку в карман. – Никак не могу решить, что делать с Викой.

Делюсь с ним своими противоречивыми чувствами и переживаниями. Их кидает от жалости к младшей сестренке до желания все же наказать, ведь она предала меня и жалеть не стала. И родная ведь…

Я не знаю. Просто не знаю, как поступить в этом случае. Это мучает меня все дни, что мы затаились в ожидании.

Рассказываю Демиду, что думала по поводу нее и Сатьянова. В голове это звучало не так страшно, как на словах.

– Давай я решу это сам, – предлагает Демид.

– Что с ней будет? – нервно перебираю его пальцы.

– Ты мне добро дай, я сделаю, а уже потом расскажу. Иначе ты так и будешь сомневаться, а