Постоянно перебивая друг друга, старики рассказали уже хорошо известную мне историю про бракосочетание Авдеева и рождение мальчика Феди…

После того как дочь вышла замуж, Владимир долго не приезжал в Малинкино к родственникам. Потом на день рождения Клавдии Петровны появился, притащил всякие вкусности и на вопрос Семена Кузьмича, как поживают молодые, отвел глаза в сторону. Дед не смог удержаться от восклицания:

– Мы тебя предупреждали! Не стоило тарарам затевать!

Владимир нехотя объяснил:

– Анечка любит этого урода. А у меня с сердцем плохо, врач сказал, в любую секунду могу на тот свет уйти, надо ложиться на операцию, но ждать ее придется долго, могу в ящик сыграть до встречи с хирургом. Возможен, конечно, платный вариант, да только где денег взять?.. Весь извелся, думая, что Анюта одна останется. Когда дочка забеременела, я разозлился, а потом сказал себе: рановато ей замуж, девочка еще в школу ходит и выбрала себе подонка. Но он из богатой, уважаемой семьи. Родит Анатолю она внука, режиссер Севку приструнит, велит мирно с юной женой жить. Не останется дочь после моей смерти никому не нужной, голодной, беспомощной. А теперь вижу, нет у нее счастья – супруг никудышный, обращается с ней, как с приблудной кошкой, на сына плевать хотел. Анатоль ни собственного внука, ни невестку в свою душу впускать не собирается. Там одна Офелия приличный человек, она с Анютой дружит, поддерживает ее. Я ей по гроб жизни благодарен буду. Когда учителя, узнав о беременности Ани, попытались ее гнобить, она, директор гимназии, так всех окоротила, что педсостав с перепугу об Ане как о принцессе заботиться стал. Объявила начальница на собрании подчиненным: «Если от кого недоброе слово в адрес Бегуновой услышу или косой взгляд увижу, вылетит сей Макаренко из подведомственной мне гимназии с треском. Да не по собственному желанию, а с позором». Сейчас Офелия единственная, перед кем Анечка душу излить может. Одна она невестку поддерживает, остальные волки. Но теперь конец, Аня может развестись. Я ее заставлю этот брак разорвать.

– Наломал ты дров, – не удержалась от осуждения Клавдия Петровна, – устроил дочери пытку. Толкнул ее к злым людям, и что вышло? Надо было сразу на Севку в милицию заявить, пусть бы его за совращение посадили, а не свадьбу затевать. Мальчонку сам бы спокойно воспитывал. И мы бы помогли, наш дом Феде – как дача…

– Объяснял уже, – оборвал ее Владимир, – я хотел Ане защиту создать. Да и про ее материальное благополучие думал. Анатоль хорошо обеспечен, а у меня пшик в кармане. Но все перевернулось, Федор теперь богатый, Ане нищета не грозит, я заставлю дочь развестись. Какие ее годы, найдет еще себе достойную пару.

– Кто богатый? – засмеялся Семен Кузьмич. – Феденька? И где же он в свои детские годы капитал заработал? Вовка, ты здоров?

Двоюродный племянник смутился.

– Вам правду расскажу, но дайте честное слово, что дальше этой избы мои слова не уйдут.

– С кем же нам болтать? – усмехнулась Клавдия Петровна. – С коровой? Сам знаешь, в селе три убогих калеки остались.

– Семен Кузьмич любит языком почесать, – вздохнул отец Ани.

– Ну, так я пойду на двор, – закряхтел хозяин дома.

– Не обижайся! – испугался Владимир. – Сейчас все узнаете и поймете, почему я вас попросил рот на замке держать. Помните Полину?

– Твою сестру непутевую? – фыркнула старушка. – Ее забудешь… Позорная девка! Со всем Ковалевом переспала, потом у Галки Леонидовой мужа внаглую отбила, а та повесилась с горя, трое детей сиротами остались. Весь Ковалев тогда Полине бойкот объявил, ей даже хлеб в лавке отпускать отказывались. По сию пору твою сестру недобрым словом поминают. Родня Леонидовой по-прежнему в Ковалеве живет, и девчонки ее тоже. Выросли они и Полину ненавидят. Помню, сестрица твоя как раз в день похорон Гали в Москву подалась и там сгинула. Небось померла в какой-нибудь канаве.

– Да нет, – улыбнулся Володя, – жива она была. Замуж вышла за американца и улетела в США. Супруг Полины умер, а она его бизнесом сама занялась, продавала пончики.

– Тьфу, прямо! – рассердился дед. – Не люблю торгашей!

– Дело у Полины хорошо пошло, – не прореагировал на его замечание Владимир. – Мы с ней переписывались, связь поддерживали, но я никому о ее делах не рассказывал. Думаю, не надо объяснять почему. Ты, баба Клава, правильно сказала, Полинку в Ковалеве до сих пор ненавидят.

– А за что ее любить? – зашумел Семен Кузьмич. – Скольким бабам она нервы попортила! Очень уж чужих мужей любила. Галка-то психанула и в петлю полезла, а остальные по ночам в подушку рыдали. Живы они все до сих пор, и не старые совсем, кто твоего возраста, а кто и помоложе будет. Ты своей сестрице напиши, чтоб даже не думала в Ковалев соваться – на куски порвут. У обиженных ею баб сыновья повырастали, придушит кто-нибудь шалаву ночью, и концы в воду.

– Умерла Полина, – тихо сказал Володя. – У нее, оказывается, та же сердечная болезнь была, что и у меня. Ни детей, ни второго супруга она не завела, одна жила. А все свое имущество и магазины сестра Феденьке завещала. Поля с внучатым племянником сама не встречалась, конечно, но хорошо о нем знала, я ей часто фотографии отправлял и о мальчике рассказывал. Адвокат Полины формальности не сразу утряс, но сейчас деньги перешли к Феде.

– Он же маленький, – изумилась Клавдия Петровна. – Разве можно крошке средствами распоряжаться? А большая сумма?

– Несколько миллионов долларов, – обтекаемо ответил Владимир. – И с пончиковых идет прибыль, они вовсю работают. Хватит Феде на всю жизнь и еще его детям останется. Естественно, малышу никто капитал не доверит, им управляет специально нанятый человек, в США в банке открыт счет, за ним следит юрист.

– Ну, ё-мое, кино прям, Санта-Барбара! – почесал в затылке Семен Кузьмич.

– Феде будет раз в месяц переводиться в Россию приличная сумма, – растолковывал Володя. – А когда ему исполнится восемнадцать, он получит возможность сам распоряжаться всеми деньгами и магазинами. Та часть, что ему предназначена сейчас, будет находиться в руках матери. Если Аня скончается, что вообще-то никак не может случиться, то опекуном Феди становлюсь я. Американскому юристу отдано распоряжение – кроме ежемесячной суммы выделить деньги на образование моего внука. Ну, допустим, решим мы парня в Америке обучать, ему колледж оплатят из основного капитала, юрист сам туда доллары переведет. И мы с Анютой можем в США уехать или в какую другую страну. Феденька там в школу пойдет, а мы рядом будем.

– Чего тогда говоришь, что денег на операцию нет? – удивился Семен Кузьмич. – Сколько внуку твоему в месяц положено?

Володя не стал называть цифру, произнес обтекаемо:

– Много. Хватит на жизнь безбедную, и еще немало останется. Но это деньги мальчика, не мои. Тратить их на себя я не имею права. Никто не станет проверять, куда ежемесячная рента уходит, но я сам никогда детские деньги не трону.

– Не глупи! – воскликнула Клавдия Петровна. – Представь на минуту, что и ты, и Аня покойники, что будет с Федей?