Жизнь, думал Таддеус, должна казаться бледной тенью реальности по сравнению с таким блаженством. Затем он вспомнил о детях. По крайней мере Леодан имел детей — счастье, в котором отказано Таддеусу. Королю не приходилось жить под бременем знания, что его любовь убило предательство. После смерти Дорлинг Таддеуса часто спрашивали, почему он не женится вновь и не заведет детей. Он всегда пожимал плечами и выдумывал какую-нибудь отговорку, ни разу не сказав правды. А правда заключалась в том, что он боялся стать причиной новых смертей. Может быть, он всю жизнь подспудно знал, что его любимые были убиты, и причиной тому стали амбиции молодого канцлера.

Проклятие! Таддеус резко толкнул поленья в огне. Он злился на себя — злился за то, что не в силах контролировать свои мысли. Они точно клубки гадюк извивались в голове. Жадная змея, бесконечно пожирающая собственный хвост… Канцлер поставил кочергу на место и глянул на записку короля. Кое-как накорябанные слова, кривые, неровные строки, почерк, лишь отдаленно напоминающий руку Леодана. Если б документ попался в руки кому-то другому, он бы ни в жизнь не поверил, что это писал сам король. Да и мало кто поймет суть его распоряжений. Только Таддеус и Леодан знали о плане. Они обсуждали его несколько лет назад, как некоторый умозрительный конструкт. Таддеус потягивал вино, король погружался в забытье миста. Кто мог подумать, что теперь все это могло стать реальностью?.. Так или иначе, бумага не предназначена для чужих глаз. Она принадлежала Таддеусу. Король вверил ему свою заветную мечту — не подозревая, что отдает ее в руки величайшего предателя…

Таддеус снова взглянул на пергамент. «Если иного выхода не останется, отправь их на четыре ветра. Отправь их на четыре ветра, как мы договорились, друг мой».

Перечитав записку, Таддеус разжал пальцы, и листок улетел в камин. Он опустился на край полена, и Таддеус подумал, что надо бы подтолкнуть его кочергой. Затем пергамент охватило пламя, он свернулся, почернел и исчез в огне. Так быстро, так просто… Канцлер вернулся к письменному столу, не слишком хорошо представляя, что делать дальше. Наверное, лучше всего заняться повседневными делами — перелистать донесения, почитать отчеты… и тут он увидел конверт.

Одинокий белый квадратик сиротливо лежал в центре огромного отполированного стола. Он никак не мог здесь оказаться. Его не было в утренней почте, а если послание предназначалось канцлеру лично, то его следовало передать прямо в руки. Таддеусу стало еще холоднее, словно все внутренности разом обратились в лед. Не прикоснувшись к конверту, канцлер медленно опустился на стул. В первый миг упругая кожа сиденья воспротивилась, будто пытаясь оттолкнуть хозяина, потом прогнулась и приняла на себя его вес — как и всегда.

Ногтем Таддеус разорвал сгиб конверта и прочитал послание.

«Король мертв, — говорилось в нем. — Вы не приложили руку к этому деянию. Все, что случилось, — заслуга моего брата. Если вы и впрямь мудры, то не почувствуете ни мук совести, ни радости. Однако, Таддеус, теперь вам стоит подумать о будущем. Позаботьтесь о детях. Они нужны мне и нужны живыми. Предоставьте их и вдобавок к удовлетворению от свершившейся мести вы получите щедрую награду. В том я даю вам свое слово».

Таддеус помедлил, прежде чем взглянуть на подпись. Она показалась ему не именем, а непонятными словами, значение которых он будто бы знал, но позабыл — Хэниш Мейн.

Снаружи послышался шум. Таддеус поспешно прижал письмо ладонью к бедру. Двое людей прошли по коридору, беседуя между собой. Их фигуры мелькнули за полуоткрытой дверью и исчезли. Таддеус сдвинул конверт ниже, прикрыв торчащий белый уголок, и зажал письмо между колен.

Он не знал, сколько времени просидел так, отдавшись старым воспоминаниям — перепутанный и выбитый из колеи. Затем канцлер услышал, что дверь королевских покоев открылась. Он поднялся, подошел к камину и отправил второе послание в огонь вслед за первым. Настало время вернуться к старому другу. Надо отнести ему трубку с мистом и сказать «прощай». А потом решать судьбу детей из рода Акаран.

Почтовые голуби северной короткокрылой породы разлетелись из Катгергена по всему Мейну — вплоть до самых отдаленных его уголков. Их путешествия порой заканчивались в самых неожиданных местах. На скальных выходах среди снежных просторов. В низких хижинах, где люди собирались перед проволочными клетками, гладя голубей, принесших радостные вести. В хибарах длинноволосых отшельников, которые связаны с миром и другими людьми только через крылатых посланников. Пути голубей были известны лишь немногим людям, но все птицы благополучно достигли конечной цели своего пути.

Голубь прибыл в Тахалиан через четыре дня после того, как улетел с Акации. Человеку потребовалось бы на этот путь гораздо больше времени. Птица приземлилась на насест, от ее ноги отвязали футляр, и в скором времени адресат получил предназначенное ему послание.

Он поднялся с трехногого табурета стоявшего на утопленной в землю арене Калатрока. Сотни людей возводили это строение много лет. Массивные балки, соединенные железными кольцами, куполом смыкались над ареной шириной пятьсот квадратных ярдов. Здесь с лихвой хватало места для военных маневров, строевых учений и тренировок. Порой в Калатроке происходили даже большие баталии, имитирующие настоящие сражения. Бревенчатый купол исправно прикрывал воинов от непогоды и любопытных глаз. Великолепная тренировочная площадка для мейнской армии и тайная гордость людей, которым давно уже не полагалось иметь ни тайн, ни гордости. Сегодня, однако, громадный Калатрок стал ареной битвы лишь для двоих.

Хэниш Мейн вышел в центр круга и поклонился человеку, который поклялся убить его. Коротким кивком он дал понять, что готов начать танец. Мазерет.

Вождь народа мейн был среднего роста, худощавый и стройный. Он стриг волосы короче, чем большинство мужчин Мейна, обрезая их чуть ниже ушей. Лишь три косы падали на плечи; две — с вплетенными в них шнурами из оленей кожи, третья — с зеленым шелком. Черты его лица будто нарочно были подобраны таким образом, чтобы подчеркнуть глаза. Тонкие как волосок морщинки прорезали широкий лоб. У Хэниша были высокие скулы и орлиный нос с тонкой переносицей; на одной из ноздрей виднелся крохотный шрам. Молочно-белая кожа казалась почти прозрачной под нижними веками; здесь она словно светилась изнутри, придавая серым глазам мечтательное выражение, которое могло обмануть людей, не знавших истинного характера вождя.

Сегодня Хэниш облачился в короткий килт и тальбу — одежду, состоящую из единого куска тонкой выделанной кожи, которая была обмотана вокруг тела, оставляя руки свободными. Противник Хэниша на голову выше вождя — длинноногий, жилистый и мускулистый, великолепно сложенный. У него бледно-золотые волосы: две косы с зелеными лентами, обозначавшими, что он уже танцевал мазерет, выжил в нем и мог поведать об этом миру. Он был хорошим бойцом и уважаемым человеком, соратником Хэниша, с кем вместе они строили планы грядущей войны. И лишь теперь, когда война была уже на пороге, амбиции воина побудили его бросить вызов вождю.

Двух мужчин окружали зрители — мейнские офицеры, мастера мазерета, лекарь и воины из числа пунисари, элитной гвардии Мейна, выполнявшие роль телохранителей вождя. Здесь же стояли два жреца Тунишневр, чьи лица закрывали надвинутые капюшоны. Один из жрецов ожидал, когда дух покинет тело танцора, проигравшего мазерет, дабы произвести ритуал воссоединения с предками. Второй готовился произвести обряд введения во власть — в случае, если вызвавший Хэниша воин победит и займет место верховного вождя. Чуть поодаль стоял Халивен — первый советник Хэниша. Это был человек, невысокий по стандартам Мейна, но крепкий и сильный как медведь. Большой нос покрывали мелкие пятнышки оспин, на скулах проступали красноватые линии артерий. Халивен был братом покойного Хеберена и дядей молодого вождя.