Ах, какой дом!

И хозяин тоже ничего, очень даже ничего.

И какой длинный день, какой длинный — в конце его уже почти невозможно вспомнить о том, что было в начале.

Я спала мертвым сном — и не хотела просыпаться. Сон, это прекрасно — во сне не надо думать, не надо решать, во сне у меня не было даже переживаний — мне не снились сны. И проснувшись, я стремилась снова уснуть — и так засыпала и просыпалась, наверное, раза три — пока не поняла, что давно уже день, что солнце, весеннее солнце готово прожечь шторы — и что надо вставать и решать, как жить дальше. Вчера у меня случилось три жизни — прежняя, настоящая и — будущая, что ли? Может, и будущая. Все зависит только от того, чего я сама хочу. Но этого-то я и не знаю, и оттого — хочу спать и не просыпаться. Иван мне сегодня не позвонит — это я знаю точно. Если бы он позвонил — все было бы хоть немного проще.

Я встала и начала убираться. Потом бросила на полдороге и включила компьютер. Потом бросила и это — что толку тупо смотреть в экран, что писать, не известно никому, и мне тоже. Я сидела и вспоминала вчерашний день — и решила, что хоть что-то, хоть что-то я могу в этом вчерашнем дне изменить, разрешить, поставить «окончательный диагноз». Я могу встретиться с Людмилой, вот что. Это тяжело — но это даже проще, чем думать об Иване. Вся эта история была давно — жизнь назад, две жизни назад. Это прошлое — и надо забить гвоздь в крышку его гроба. Тем более что встречаться мне с ней все равно придется — так чем раньше, тем лучше — и лучше тогда, когда я сама решу. Чего мне ее бояться? Это она должна бояться меня.

Я позвонила ей на работу — и предложила встретиться вечером и обсудить план романа. Деловым тоном, коротко. Место я предложила сама — полукафе-полуресторан, я даже никогда там не была — выбрала его по интернету. Позвонила и заказала столик. Поехала в банк. А потом, убедившись, что на счету у меня солидная сумма, взяла часть денег и пошла по магазинам.

Выбрала себе новый костюм. Как девочка, спешащая на свидание, а на самом деле как холодная расчетливая сука — уж не становлюсь ли я и в правду сукой? — Как умная расчетливая женщина, так скажем, желающая поразить соперницу, как авантюристка, почти как воровка — переоделась прямо в примерочной и, сверкая новыми нарядами, вышла, взяла такси, поехала в салон, сделала прическу, маникюр, макияж — за все могу заплатить! — И к семи часам была уже на месте, сияющая, роскошная, грациозная, с грудой покупок, с улыбкой на устах — как будто ничто меня не гложет. Я решила играть — и играла довольно неплохо, по крайней мере до поры.

Произвести на нее впечатление у меня получилось. Я порхала в новом костюме, предлагала выбрать еду, улыбалась и даже блистала остроумием — старалась как могла. Она пришла в том же костюме, что и вчера, только в другой блузке — и мы обе в полной мере смогли оценить эту разницу между нами. Я давила на нее со всей светской жестокостью, на которую была способна — это был реванш, возмездие и просто артподготовка — убедить ее в моем превосходстве и заставить потом говорить и делать то, что я от нее захочу. Я сама еще не решила, чего хочу именно, но зачем-то я ее позвала — и, стараясь повторить вчерашнюю тактику с ее начальником, не приступала к самому важному, выжидала, сколько могла, насколько сил хватило.

Она выглядела довольно бледно — во всех отношениях. По сравнению со мной — очень бледно. Я ее подавляла, показывая, что хозяйка положения я, но, как только поняла, что сил терпеть и играть больше нет — тут же упала со своих высот и превратилась из победительницы в обычную женщину.

Мы поговорили об издательстве, о романе, о современных тенденциях — я спровоцировала ее на длинный, утомительный монолог о том, что для нее было работой и от чего она наверняка устала, и от чего ей было скучно. Она вынуждена была сейчас, в нерабочее время, отрабатывать свою зарплату и этот навязанный мной ужин. Ей приходилось есть, говорить, держать себя в руках — все сразу.

Я была безжалостна. Я дождалась кофе. Я закурила. А потом пошла в лобовую атаку — ибо мой набор изощренных способов пытки закончился, а обманом вытягивать из человека информацию я еще не научилась. Ничего, если так пойдет — скоро научусь.

— Люда, — я называла ее Люда, это была сознательная продуманная фамильярность, часть моего стихийно формировавшегося плана, — скажите, вы знаете Сергея Коварского?

Она изменилась в лице. Именно буквально изменилась в лице — я ожидала, что она изобразит равнодушие, или выдаст мне сразу какую-нибудь версию, или спросит, откуда я его знаю… Она молчала. Она сидела, «прилипнув к стулу», и смотрела на меня уже почти с ужасом.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

Пауза неприлично большая. Голос ее дрожит.

— Так вы его знаете?

— Знаю.

— Давно?

— Почему вы спрашиваете меня об этом? Вы сами откуда его знаете? И откуда вы знаете, что я знаю его?

Теперь она наседала на меня, глаза у нее сделались сразу безумные, и я поняла, что сейчас начнется истерика. Почему она так среагировала, я не понимала. И просто не знала, что отвечать — к этому я не подготовилась — и ответила правду, стараясь сохранить остатки былого превосходства, спокойно и уверенно, по возможности.

— Это мой муж.

Я сказала просто «муж», а не «бывший муж» — по привычке, и еще потому, что незачем сразу сообщать ей, что мы разошлись, потом до этого, может, и дойдет, а сейчас-то зачем. Но она, кажется, перепугалась еще сильнее.

— Что вам от меня надо?

— Мне ничего от вас не нужно…

Я не успела договорить — она сорвалась на крик, за соседними столиками начали оборачиваться.

— Что ему от меня надо?!

Я не знала что делать — хватать ее за руки, успокаивать, кричать самой? Я была почти как она минуту назад — сидела и смотрела в изумлении.

— Успокойтесь, ничего ему от вас не надо.

— Зачем он вас послал?! Чего он еще хочет?

— Да не посылал он меня. Он меня не посылал, я сама хотела с вами поговорить! Тише, тише, давайте тише только, люди смотрят.

— Господи, да пусть смотрят! Я не хочу с вами разговаривать! Я уйду!

Тут уже мне действительно пришлось хватать ее за руки, потому что она вставала.

— Да успокойтесь вы!..

Она села и обреченно сказала:

— Я милицию позову.

Бред какой. Чего угодно ждала, только не этого. Это она так выкручивается, чтобы не говорить со мной?

— Люда, ну что вы несете, какая милиция?! Сядьте, успокойтесь. Меня никто не посылал, я увидела вас, узнала и хотела с вами поговорить…

— Где увидели?

— Вчера, в издательстве, в кабинете Василия Игоревича.

— Нет, почему вы меня узнали, как?

— Потому что я вас видела. На кассете.