Пауза. Она смотрит на меня с прежним ужасом, к которому добавляется явственное омерзение. Гримаса гадливости. Руку убирает от меня, как от жабы.

— Значит, он вам их показывал.

— Ничего он мне не показывал, — тут уже я не выдерживаю и, оскорбленная ее взглядом, начинаю заводиться. — Что вы ведете себя так, как будто я вам угрожаю? Я вам ничего не сделала! Это вы мне жизнь разбили — это мне с вас спрашивать!

— Я вам жизнь разбила?

— А вы как думали? Вы думаете, я должна быть счастлива, что вы были с моим мужем?

Кажется, сейчас это все перерастет в базарный скандал, и уже по моей вине. А ведь я совсем не этого хотела. Она молчит. Люди за соседними столиками смотрят. Все не так.

— Пойдемте отсюда. Сейчас я попрошу счет и пойдемте — выйдем, найдем какое-нибудь другое место, там поговорим.

— Я не хочу с вами разговаривать.

— А я хочу. Потому что уже вообще ничего не понимаю. Счет принесите, пожалуйста! Пойдемте, пойдемте, я не буду ждать сдачу.

Мы ретируемся под любопытными взглядами с поля боя. В гардеробе, не дожидаясь того момента, когда мы выйдем на улицу, я беру ее под руку — мне уже наплевать на то, что вчера я не могла на нее смотреть, сейчас мне нужно, чтобы она не убежала. Я затаскиваю ее в первый же попавшийся бар, через дорогу. И заказываю пресловутый коньяк, потому что больше ничего не могу придумать.

— Послушайте, я не знаю, почему вы так на меня смотрите — если вы меня боитесь, то зря, мстить я не собираюсь. Я встретила вас случайно, я потрясена не меньше вашего, я хочу с вами поговорить, чтобы понять, что вообще происходило — потому что чем дальше, тем большее… В общем, я ничего не понимаю.

— Что вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы вы мне объяснили… Чтобы вы мне рассказали. То есть я думала, что вы мне объясните, как все это произошло и почему. Почему вы были с ним.

— А он, значит, вам не рассказал? Вы же говорите, что вы меня видели?

— Люда, я сейчас вам коротко все объясню, как могу — а потом уже вы мне объясните, потому что сил играть в эту игру с вами у меня нет. Для меня и так это тяжелый разговор. Я уже ругаю себя, что его завела — но я не могла иначе. Послушайте меня, спокойно, выпейте.

— Я слушаю.

— Вы с Сергеем были вместе, вы занимались сексом, и он снял это на видео. Я нашла у него эти кассеты и посмотрела их. После этого мы с ним разошлись. Это все. Я не видела его с тех пор, как мы расстались, он ничего не просил меня передать вам, как вы понимаете, все вышло случайно. Я осталась без денег и пошла работать в ваше издательство. Вчера мы с вами встретились, вас назначили моим редактором — а я вас, если честно, видеть не могу, не могу смотреть на вас спокойно — я должна была поговорить с вами, потому что… Ну, потому что мне это необходимо. И я не могу с вами работать. Пока не поговорю, по крайней мере. Мне вчера было очень плохо, когда я вас увидела, поверьте.

— Верю.

Она пьет коньяк. Потом мы курим, обе, молча. Я жду. Я уже не захлебываюсь и не дышу так часто — но я начинаю сходить с ума от этого молчания.

— Люда, вы…

— Вы знаете, кем работает ваш муж? — перебивает она меня.

— Он адвокат.

— А чем он занимается?

— Не знаю. Я никогда не входила в подробности. Он мне не рассказывал о работе.

— Мой муж тоже мне не рассказывал о работе. Ничего и никогда. Я за это расплачиваюсь. И вы, наверное, за это расплачиваетесь.

— А вы замужем?

Я спрашиваю и смотрю на ее руку — на ней нет обручального кольца. На моей руке тоже нет — я сняла его сегодня утром и решила больше не надевать. Странно, но все то время, что я уже была знакома с Иваном, мысль снять кольцо не приходила мне в голову. Чего же я жду от него?! Почему, вдруг думаю я, я жду, что он будет со мной, когда ему надо монтировать фильм, или хочется гулять по городу, или, может быть, спать с другими женщинами — если я сама даже кольца, кольца от другого мужчины с пальца не сняла — как будто я замужняя женщина, которая для развлечения завела любовника? Сама виновата. И потребовался этот Василий Игоревич, чтобы ткнуть меня в это носом.

— Смотрите, почему кольца нет? Мой муж сидит в тюрьме. Я не хочу, чтобы на работе об этом знали — лучше пусть они думают, что я разведенная, одинокая. У меня дочери шесть лет. Мне надо ее кормить. Я не могу потерять эту работу.

Я даже не успеваю переварить полученную информацию и спрашиваю:

— Вы что, думаете, что вас уволят, если узнают, что у вас муж в тюрьме?!

— Не знаю. Не хочу рисковать. Никому не нужны лишние неприятности и лишние разговоры. Я к ним с улицы пришла, меня там никто не защитит. А с прежней работы я сама уволилась, чтобы не было этих разговоров. Это невыносимо. Все смотрят.

Она вдруг начинает рыдать — лицо у нее кривится, и я узнаю то самое выражение — то самое, которое я видела на пленке. Я тогда подумала — господи, какая же она жалкая, что он в ней нашел? Сейчас она выглядит не жалкой, а просто несчастной — но я чувствую себя человеком, который кидает камни в хромую собаку.

— Люда, перестаньте… Люда!

— Мой муж в тюрьме из-за вашего мужа.

— Что?!

— Да нет, не только, конечно. Из-за себя. Из-за меня. Но и из-за него.

У нее становится такой взгляд, что я понимаю — Сергея она ненавидит, страшно ненавидит. Если она разыгрывает это для меня — то слишком хорошо, так не бывает.

— Как? Объясните, каким образом?!

— Ну, каким-каким. Известное дело. Предупреждали меня, девчонки предупреждали на работе, что нельзя верить всякому, надо проверенного искать, известного, который может — имя сделать захочет, может, мараться не станет, как ваш муж…

— Кого искать, что искать?

— Адвоката. Времени у меня не было. Ни времени, ни связей — мои друзья старые в этом не понимали ничего, а друзья мужа испарились, разумеется — да я их и не знала почти…

Я слушаю ее, еще ничего толком не зная, и уже думаю, как все это похоже. «Друзья мужа испарились, да я их и не знала почти».

— Связалась с первым встречным. Кто же знал, что он таким законченным дерьмом окажется!

Дерьмом — да, я понимаю, каким он оказался дерьмом — только вот подозреваю, что она говорит все-таки не совсем о том, о чем я думаю.

— Расскажите мне все по порядку. Я очень вас прошу. Потому что я уже не могу думать о Сергее лучше, чем он есть, вероятно — но и хуже не хочу, я правды хочу, У меня своя правда, у вас своя — но пусть я хоть знать буду вашу правду.

— Правду вам надо… Я его нашла, когда мужа арестовали. По первому попавшемуся объявлению, «адвокатская контора». То есть по третьему — они же все разным занимаются, разными делами, мне нужно было срочно — понимаете, мне нужно было, чтобы в тот же день был адвокат, до вечера. И приехал ваш муж — и сказал, что все сделает. И я, дура такая, поверила ему — и сколько времени еще верила, а потом поздно было. Он у вас обаятельный, мерзавец, зубы заговаривать умеет, люди ему верят. Скотина.