— Хорошо. Тогда давай закажем мне билет на утренний рейс, а сейчас ты поможешь мне собраться, упаковать все эти рисунки. Я должна увезти их с собой. Буду смотреть на них и убеждать себя в том, что Неаполь мне не приснился и не пригрезился. И что я действительно встречалась с Алексом.

Нино раздобыл где-то упаковочную бумагу.

Предполагаю, что он обратился за помощью в небольшой универсальный магазинчик, торгующей мелочовкой, хозяин которого снабдил его не только бумагой, но и жгутом, ножницами, а также продал пупырчатую пленку для упаковки.

Мы часа два сворачивали в рулоны работы, выполненные на бумаге, складывали один в другой, обвязывали бечевкой, после укутывали в пленку и скрепляли концы скотчем. Масляные картины перекладывали пленкой и упаковывали в форме папок с ручками. Собрав все, что только можно было бы взять с собой в самолет, мы вышли из дома, заперли его, оставив ключ под ковриком на крыльце, и вернулись в дом, в мой дом.

Нино, пока я искала чистое постельное белье, взялся помочь мне с покупкой билета по Интернету.

— Рейс Аэрофлот 11.40 тебя устроит?

— Устроит, — отмахнулась я.

Какая уже разница, когда покидать ад.

— Давай сюда свою карточку, — потребовал деловито Нино.

Я улыбнулась — пожалуй, сама судьба в такой сложный момент моей жизни подарила мне встречу с этим симпатичным, широкой души итальянцем.

— Держи. И спасибо тебе за все, Нино.

Произнеся эти слова, я поймала себя на том, что боюсь за него, боюсь, что в какой-то момент вдруг увижу и его распростертым на земле или полу с разбитой головой или простреленной грудью, а то и с пеной у рта…

Можно было, конечно, распрощаться с ним прямо тогда, вечером, но мой эгоизм и страхи не позволили мне сделать это. Он обещал провести со мной ночь, вот пусть и остается.

Наконец, когда все важные дела были переделаны, и меня практически собрали в дорогу и даже купили билет, Нино предложил пойти поужинать в ресторан.

— Снова в «Апельсин»?

— «Аrancione», — улыбнулся он. — Вот поешь, сразу почувствуешь себя лучше.

Я колебалась.

Так не хотелось рисковать нашими жизнями прямо перед поездкой! Вот откуда знать моим «контролерам», по сути, врагам, что я купила билет и завтра уже наконец возвращаюсь домой, то есть делаю все так, как им всем нужно. Вдруг они подумали, что я все еще остаюсь в Неаполе, тем более что заполучила себе местного гида!

Я высказала свои опасения Нино.

— Глупости все это! — отмахнулся он. — Если эти люди работают на серьезную организацию, то они уже знают, что мы купили билет, а потому тебе абсолютно нечего бояться.

— Может, конечно, и серьезную, но не до такой же степени, чтобы отслеживать буквально каждый мой шаг, каждое движение!

— Зоя, невозможно всего бояться. К тому же что такого особенного в том, что мы поужинаем в ресторане? Мы же не в полицию отправляемся! Ты не робот, и тебе время от времени нужно кушать. Это же элементарно!

Он так настаивал на этом ужине, что я, еще недавно так доверявшая ему, вдруг засомневалась — а вдруг и он… Но, глядя на его круглое смуглое лицо, обрамленное кудряшками, его добрые глаза и лукавую улыбку, я прогнала прочь свои сомнения.

Нет-нет, он не может быть из числа моих «контролеров». Он просто голоден!

Весь день занимался человек моими делами, пора бы уже и отдохнуть, и поесть как следует! И мы отправились с ним в ресторан его двоюродного брата.

Была ночь, но Неаполь светился многочисленными огнями ресторанов, и было во всем его облике что-то праздничное, веселое, беззаботное.

Я подумала тогда, что, возможно, когда-нибудь я вернусь сюда уже совершенно в другом качестве, просто туристкой.

Хотя какой еще туристкой? Хозяйкой собственного дома! И это приятное состояние будет тогда уже вполне осознанным, не то, что сейчас, когда мне то и дело кажется, что я сплю и весь этот кошмар (не считая, конечно, свалившегося мне на голову дома) мне снится.

Вот тогда-то я сполна смогу насладиться этим прекрасным городом, обойду все музеи, рестораны, накуплю себе разных сувениров, ваз и ракушек, разных неаполитанских красивых вещиц и деликатесов, вот! И буду себе жить в свое удовольствие, не оглядываясь…

Уставший Антонио, хозяин ресторана, вышел к нам, чтобы посидеть немного за нашим столиком да поболтать с Нино. С минуты на минуту должны были принести баранину на косточке.

Ресторанная терраса в это время представляла собой танцпол, множество парочек разного возраста танцевали медленный танец. Большие светильники, расставленные по периметру террасы, делали зелень деревьев, окружавших ресторан, яркой, прозрачной и похожей на кружево. А над нашими головами совсем низко сверкали звезды.

Я любовалась Нино, который о чем-то эмоционально, хотя и тихо, беседовал с братом, предвкушала вкусный ужин и, в общем-то, была вполне готова к тому, чтобы на время оставить этот город, эту красоту.

Так надо, внушала я сама себе.

Возможно, невидимые и неизвестные мне службы уже занимаются расследованием убийства Алика, и вообще, что я могу сделать здесь, в чужой стране одна?

Конечно, это были эмоции, и мне надо было уехать раньше…

— Вы позволите? — К столику подошел высокий блондин во всем светлом и элегантном и, склонившись, протянул мне руку, приглашая потанцевать с ним.

Музыка была нежная, медленная, звучала какая-то известная джазовая мелодия.

Я посмотрела вопросительно на Нино, тот прервал свой разговор с братом, брови его взлетели, он пожал плечами. Я поняла это, как его согласие — а почему бы мне и не потанцевать?

Я легко поднялась со своего места, и мой кавалер провел меня в центр зала.

— А теперь движемся к выходу… И тихо, очень тихо, без шума и не привлекая к себе внимания, если вы не хотите, чтобы мы зацепили и вашего нового друга, — услышала я возле самого уха, почувствовав даже горячее мятное дыхание моего партнера.

Он оттеснил меня к самому выходу, затолкал в угол, где свисали зеленые косы мощной ивы, и я услышала металлический звук и холод на запястьях.

— Зоя Валентинова, вы задержаны по подозрению в убийстве Алика Борисовича Банка.

Я сквозь ивовые ветви успела разглядеть наш столик и Нино, который стоял и растерянно оглядывал танцующих.

«Прощай, Нино!» — подумала я, уже садясь в большую черную машину.

Люди, которые окружали меня, говорили уже на чистом русском языке. Без акцента.

Вот там-то, в черной машине, зажатая какими-то странными людьми с непроницаемыми лицами, я пришла наконец в себя. Что называется — проснулась. И ничто меня тогда так сильно не разозлило, как то, что меня самым бесцеремонным образом разлучили с Нино, с единственным моим другом, человеком, рядом с которым я чувствовала себя более-менее безопасно.