– Так грести ты будешь? – спросил Джек. – Мои грабли с собой-то не справляются.

Он всегда так делал – принижал себя, хотя был широкоплечим и мускулистым.

– А где же галантность? – улыбнулась я.

– Да я так, просто у меня мышцы торса слабые. – Он состроил физиономию, как на своей фотографии в Фейсбуке, и я тихо засмеялась.

Мы прошли через рощу, перешагивая через вылезшие из земли корни деревьев, и я оглянулась на дом. Это произошло здесь?

– Когда вы сюда переехали? – спросила я.

– Несколько лет назад.

– А…

Может быть, они после этого и переехали. Из-за воспоминаний.

Гавань изгибалась подковой, окруженная пабами и ресторанами, из которых струился дымок в прохладный осенний воздух. На галечном берегу стоял одинокий рыбак; за пять фунтов он сдавал в аренду миниатюрные утлые лодочки. Пока мы стояли в очереди, я все думала, с чего начать разговор.

Лучи осеннего янтарного света косо освещали причал. На губах и во рту ощущался привкус соли. Волосы сразу же слиплись – такая у меня прическа на выходные.

Я не стала говорить намеками – как бывало в разговоре с родителями, у чьих детей не было улучшения при лечении. Я говорила что-то вроде «хотелось бы это исключить», когда анализ проводился целенаправленно – потому что именно «это» я и подозревала. Я могла бы ему сказать, что он может говорить мне все, что я хотела бы знать его лучше, что у меня тоже есть прошлое. Так было бы намного лучше.

Но я только попросила:

– Мне бы хотелось прочитать твои статьи под именем Дугласа.

Мы сидели в лодке, лавки были мокрые, холодная вода пропитывала мои джинсы.

– Мои политические статьи? – удивился он.

Джек правильно предполагал, что политика меня не интересует, и в нормальном состоянии мне совсем не захотелось бы гуглить его и читать написанные им статьи. Я редко читала даже рассказы о путешествиях Джека Росса. В них не было его – его историй и юмора, это были рассказы о барах и ресторанах, в которых иногда проскальзывал отблеск его своеобразного юмора – как мелькнет невероятное сходство в портрете и тут же исчезнет. Это была его жалкая копия. Я думала, что я сумела его убедить, что когда-нибудь прочитаю эти статьи, но по его вздернутой брови поняла, что это не так.

– Ага, немножко интернет-преследования, – призналась я, и эта фраза была куда ближе к истине.

Рыбак оттолкнул нашу лодку, и она легко поплыла.

Джек, не глядя на меня, потянулся к веслам. Уключины, в которых они держались, чуть проржавели по краям.

– И как тебе понравилось то, что ты увидела? – но голос его звучал сдавленно.

– Вообще-то я и еще кое-что видела…

И больше ничего не надо было говорить.

Он весь переменился. Резко выпрямился, напряженный, как кролик, услышавший стрельбу.

– Я тебе говорил, что использую два псевдонима, – сказал он, игнорируя и перебивая мое бормотание.

Тон был извиняющийся. Джек знал, что его поймали, и сейчас притворялся.

– Я видела о тебе статью в Интернете.

– Благотворительные мероприятия? Я говорил, мне, чтобы писать о политике…

– Нет, кое-что другое.

– А, да, постой. Может быть…

На этот раз дело было не в тоне его голоса, не в том, что он притворялся, будто старается вспомнить, когда на самом деле все знал. Это все мне, конечно, не понравилось, но главное было другое – его постепенное отступление. Вместо того чтобы посмотреть мне в глаза и сказать: «Ты про выстрел?» – он цедил слова по капле, и от этого было еще хуже.

– Что может быть? – спросила я, чувствуя себя идиоткой.

Сильная волна ударила в лодку, резко качнув ее. Нас накрыло брызгами.

– Вон там, – Джек указал через море на возвышение. – Это Баллимор.

– Да. Баллимор. Как твое настоящее имя? То, что в свидетельстве о рождении?

– Джон Росс, – он избегал встречаться со мной взглядом.

– А Дуглас – девичья фамилия твоей мамы?

– Да, – он посмотрел на меня.

– А я думаю, что твое имя – Джон Дуглас.

Пауза.

– Да, ты меня поймала. Так и есть. Мамина девичья фамилия – Росс. Это важно?

– Да, – ответила я тихо.

Он ничего не сказал. Его имя – не Джон Росс. Он мне врал с самого начала.

Я попыталась об этом не думать.

– То, что я видела… там про суд, – сказала я.

Меня смущала собственная осторожность формулировок и отсутствие злости. Почему меня сейчас, в этой ситуации, волнует, что он думает? Но ведь волнует… Во рту был металлический привкус. Разговор набирал ход, и я не могла его остановить.

– И что?

Я скривилась, наморщила нос, изображая комическое недоумение, будто мне не было нужно, чтобы он ответил.

Джек отвел глаза, смотрел вокруг: мне за спину, на магазины и пабы, то вдруг в небо, то вниз, на весла. Пытался вытащить выбившуюся ниточку из перчатки, но она не поддавалась.

– Там было… сказано… что ты кого-то застрелил.

Вокруг плескалась вода – серая сталь с бликами голубого неба, выглядевшими как осколки стекла. С берега, со стороны ресторанов, доносился запах: сырая и жареная рыба, уксус, шипящее масло на сковородке. Ощущался запах соли на раковинах, лежавших на берегу, к нему примешивался аромат дезодоранта Джека, а также плесени с гниющего дерева – от лодки.

– Это был ты?

Он посмотрел прямо на меня. Я ощущала его страх, как если бы он был вынут из груди у Джека и выложен прямо передо мной. Нет, не может быть. Это я тоже придумала, вообразила. Ну, пусть я ошиблась. И это другой Джон Дуглас.

Или он был автором статьи, и потому туда попало его имя.

Или все это было подстроено.

Догадки громоздились одна на другую, и ни одна не казалась правдоподобной.

Но я молилась, как пациент, ожидающий результата биопсии.

– Рейч, что ты видела?

Может, я все не так поняла. Собрав мелкие кусочки информации, неверно их сложила, как конспиролог, убежденный, что никто не высаживался на Луну или что в Зоне 51[28] живут инопланетяне. Должно быть логическое объяснение – как тогда, когда я лечила пациентку от постоянных синяков, и все мы были убеждены, что ее дома бьют, а на самом деле у нее был синдром Элерса – Данлоса, при котором появляются следы на коже.