class="p1">Нужно понимать, что я, я сам, ни на мгновение не сворачивал с пути. Но хотя я был достаточно силен, чтобы выдвинуть эту идею, я был недостаточно силен, чтобы вынести чрезмерную резкость мнений окружающих меня людей, когда я должен был применить против тех, кто мне дорог, предписания нового закона. Если бы я мог в душе перепрыгнуть через тридцатилетний промежуток и сам был бы помещен в надлежащем порядке, я мог бы увидеть, что моя память была бы забальзамирована теми, кто совершил великие дела для своих сограждан. Колумб, и Галилей, и Ньютон, и Харви, и Уилберфорс, и Кобден, и тот великий Бантинг, который так надежно спас всех нас от ужасов ожирения, не были бы удостоены более блестящих почестей, чем те, которые были бы оказаны имени Невербенда. Таково было мое честолюбие, такова была моя надежда. Но необходимо, чтобы целая эпоха была перенесена в некоторую близость к реформатору, прежде чем появится достаточно большое пространство для его действий. Если бы телеграф был изобретен во времена Древнего Рима, приняли бы римляне его или побили бы Уитстоуна камнями? Так размышляя, я решил, что опередил свой век и должен понести положенное наказание.

Приехав домой, в свою собственную резиденцию, я обнаружила, что наш салон был заполнен блестящей компанией. Обычно мы не пользовались этой комнатой, но, войдя в дом, я услышал шум разговора и вошел. Там сидел капитан Баттлакс, красивый, в треуголке, с эполетами и золотой тесьмой. Он поднялся мне навстречу, и я увидела, что это красивый высокий мужчина лет сорока, с решительным лицом и обаятельной улыбкой.

– Господин президент, – сказал он, – я командую канонерской лодкой ее Величества "Джон Брайт" и пришел засвидетельствовать свое почтение дамам.

– Я уверен, что дамы испытывают огромное удовольствие, видя вас. Я оглядел комнату и там, вместе с другими нашими добропорядочными гражданами, увидел Еву. Говоря это, я отвесил ему грациозный поклон и, думаю, своей манерой обращения показал ему, что не держу зла на него лично.

– Я прибыл к вашим берегам, господин президент, с целью посмотреть, как идут дела в этом отдаленном уголке мира.

– Дела шли, капитан Баттлакс, довольно хорошо до сегодняшнего утра. У нас здесь, как и везде, есть свои маленькие трудности, и розовой водой всего не добьешься. Но в целом мы процветающий и довольный народ.

– Теперь мы вполне довольны, капитан Баттлакс, – сказала моя жена.

– Вполне удовлетворены, – сказала Ева.

– Я уверен, что мы все в восторге от того, что дамы говорят в такой приятной манере, – сказал первый лейтенант Кросстрис, офицер, с которым я с тех пор стал особенно близок.

Затем в разговоре наступила небольшая пауза, и я почувствовал себя обязанным сказать что-то по поводу жестокого вмешательства, которому я подвергся этим утром. Но это что-то должно быть непринужденным по своей природе. Я ни в коем случае не должен был показывать в такой компании, как сейчас, сильные чувства, которые владели моим умом.

– Вы понимаете, капитан Баттлакс, что между всеми нами существует небольшое расхождение во мнениях относительно церемонии, которая должна была состояться сегодня утром. Дамы, в соответствии с той мягкостью сердца, которая им свойственна, на одной стороне; а мужчины, которым приходится управлять миром, – на другой. Несомненно, со временем дамы последуют за…

– Их хозяевам, – сказала миссис Невербенд. – Несомненно, мы сделаем это, когда нам придется жертвовать только собой, но никогда, когда вопрос касается наших мужей, наших отцов и наших сыновей.

Это была достаточно красивая речь, и она удостоилась горячих комплиментов офицеров "Джона Брайта".

– Я не хотел, – сказал капитан Баттлакс, – затрагивать общественные темы в такой момент, как сейчас. Я здесь только для того, чтобы засвидетельствовать свое почтение как посланник от Великобритании к Британуле, поздравить вас всех с победой в крикете и сказать, как громко хвалят мистера Джона Невербенда-младшего за его мастерство и галантность. Сила его руки уже стала предметом обсуждения во всех клубах и гостиных на родине. Мы получили подробности всего этого дела по водной телеграмме еще до того, как Джон Брайт отправился в путь. Миссис Невербенд, вы должны гордиться своим сыном.

Джек стоял в дальнем углу комнаты, разговаривая с Евой, и теперь был вынужден замолчать от его похвал.

– Сэр Кеннингтон Овал – очень хороший игрок, – сказала моя жена.

– А милорд Мэрилебон ведет себя как британский пэр, – сказала жена мэра Гладстонополиса, дама, на которой он женился в Англии и которая не входила там в самые высокие круги.

Затем мы вспомнили о гостеприимстве острова, и пригласили офицеров "Джона Брайта" отобедать с нами на следующий день. Я, моя жена и сын, двое Красвеллеров и еще три или четыре человека согласились в ответ отобедать на борту корабля еще через день. Ко мне лично была проявлена крайняя вежливость. Казалось, что со мной обращались почти с королевской честью. Я чувствовал, что это было оказано мне как президенту республики, и старался вести себя с таким сочетанием скромности и достоинства, которое соответствовало случаю, но я не мог не чувствовать, что чего-то не хватает в простоте моей обычной жизни. Моя жена, недолго думая, приготовила для джентльменов очень хороший ужин. Включая капеллана и хирурга, их было двенадцать, и она пригласила двенадцать самых красивых девушек Гладстонополиса, чтобы встретить их. Это, по ее словам, было настоящим гостеприимством, и я не уверен, что не согласился бы с ней. Потом были трое или четверо видных мужчин общины со своими женами, которые по большей части были отцами и матерями молодых леди. Мы сели ужинать в количестве тридцати шести человек, и я думаю, что мы сильно отличались от тех обычных колониальных банкетов, на которые старейшины приглашаются только для того, чтобы встретить уважаемых гостей. Офицеры были в основном молодыми людьми, и большего шума голосов, я возьму на себя смелость утверждать, никогда не было слышно в банкетном зале, чем за нашим обеденным столом. Ева Красвеллер была королевой вечера, и она была так радостна, так красива и так величественна, как только может быть королева. Во время праздника я раз или два оглядывался на старика Красвеллера. Весь вечер он был спокоен и, можно сказать, молчалив, но по его изменившемуся лицу я понял, насколько сильна страсть к жизни, живущая в человеческой груди.

– Ваша невеста, похоже, все делает по-своему, – сказал капитан Баттлакс Джеку, когда дамы наконец удалились.

– О да, – сказал Джек, – а я никогда. Но я собираюсь провести свои подачи ближайшее время.

Никто, кроме меня, не сможет себе представить, через что пришлось пройти миссис Невербенд, чтобы приготовить